Я был в крайнем затруднении; надо было срочно выезжать; в деревне за десять миль ждал меня тяжелобольной; на всём пространстве между ним и мною мела непроглядная вьюга; у меня имелась повозка, легкая, на высоких колесах, как раз то, что нужно для наших сельских дорог; запахнувшись в шубу, с саквояжиком в руке, я стоял среди двора, готовый ехать; но лошади, лошади у меня не было! Моя собственная лошадка, не выдержав тягот и лишений этой суровой зимы, околела прошлой ночью; служанка бросилась в деревню поискать, не даст ли мне кто коня; безнадёжная попытка, как я и предвидел, – и всё гуще заносимый снегом и всё больше цепенея в неподвижности, я бесцельно стоял и ждал. Но вот и служанка, одна; она ещё в воротах помахала мне фонарем; ну ещё бы, сейчас да в такую дорогу разве кто одолжит мне лошадь! Я ещё раз прошелся по двору, но так ничего и не придумал; озабоченный, я по рассеянности толкнул ногой шаткую дверцу, ведущую в заброшенный свиной хлев. Она открылась и захлопала на петлях. Из хлева понесло теплом и словно бы лошадиным духом. Тусклый фонарь качался на веревке, подвешенной к потолку. В низеньком чуланчике, согнувшись в три погибели, сидел какой-то дюжий малый, он повернулся и уставил на меня свои голубые глаза.
– Прикажете запрягать? – спросил он, выползая на четвереньках.
Я не знал, что ответить, и только нагнулся поглядеть, нет ли там ещё чего. Служанка стояла рядом.
– Богачу и невдомек, что у него припасено в хозяйстве, – сказала она, и оба мы засмеялись.
– Э-гей, Братец, э-гей, Сестричка! – крикнул конюх, и два могучих коня, прижав ноги к брюху и клоня точеные головы, как это делают верблюды, играя крутыми боками, едва-едва друг за дружкой протиснулись в дверной проем. И сразу же выпрямились на. высоких ногах; от их лоснящейся шерсти валил густой пар.
– Помоги ему, – сказал я, и услужливая девушка поспешила подать конюху сбрую.
Но едва она подошла, как он обхватил её и прижался лицом к её лицу. Девушка вскрикнула и бросилась ко мне; на щеке её красными рубцами отпечатались два ряда зубов.
– Ах, скотина! – крикнул я в ярости. – Кнута захотел?
И тут же спохватился, что этот человек мне совсем незнаком, что я не знаю, откуда он взялся, и что он сам вызвался мне помочь, когда все другие отказались. Словно угадав мои мысли, конюх пропустил угрозу мимо ушей и, всё ещё занятый лошадьми, на мгновение обернулся ко мне.
– Садитесь, – сказал он; и в самом деле, всё готово. На такой отличной упряжке, как я замечаю, мне ещё не приходилось выезжать, и я охотно сажусь.
– Править буду я сам, ты не знаешь дороги, – заявляю я.
