Xерст, мужчина за шестьдесят.
Спунер, мужчина за шестьдесят.
Фостер, мужчина за тридцать.
Бриггз, мужчина за сорок.
Просторная гостиная лондонского дома на северо-западной стороне. Добротная, но скудная мебель. Вольтеровское кресло, в которое садится Xерст. Книжная стенка, где различные керамические изделия, в том числе две большие пивные кружки, служат подставками. На окне тяжелые занавеси. Главный предмет обстановки — старинный сервант с мраморной столешницей, обнесенной медными перильцами, с открытыми полками, уставленными различными бутылками: крепкие напитки, аперитивы, пиво и т. д.
Лето. Ночь
Спунер стоит посреди комнаты. На нем заношенный костюм, темная выцветшая сорочка, мятый галстук в крапинку. Xерст у серванта наливает виски. Одет с иголочки: спортивная куртка, отлично скроенные брюки.
Xерст. Не разбавлять?
Спунер. Нет, не разбавлять, пожалуйста, ничем не разбавлять.
Херст подносит ему стакан.
Спасибо. Как это любезно с вашей стороны. Право, как любезно.
Херст наливает себе водки.
Херст. Будем.
Спунер. Ваше здоровье.
Пьют. Спунер прихлебывает. Херст выпивает водку залпом, снова наливает, отходит к своему креслу и садится. Спунер допивает стакан.
Херст. Наливайте сами, пожалуйста.
Спунер. Ужасно любезно с вашей стороны.
Подходит к серванту, наливает, оборачивается.
Доброго вам здоровья. (Пьет.) О чем бишь я говорил, когда мы подошли к вашим дверям?
Херст. А-а… да, припоминаю.
Спунер. Да! Я говорил о силе. Помните?
Xерст. О силе. Ну да.
Спунер. Да. Я, знаете, как раз собирался сказать, что есть такие люди, с виду сильные и мыслят насчет силы очень убедительно; мыслить-то мыслят, а фактически без толку. Что у них есть, так это сноровка, а не сила. Они выработали и соблюдают всего-навсего рассчитанную позу. В половине случаев это действует. Только эдакий умный и проницательный человек способен раскусить эту позу и разобраться, что ядрышко, по сути дела, трухлявое. Вот я такой человек.
Xерст. То есть не такой, а эдакий?
Спунер. Ну да, эдакий, человек умный и проницательный. Нет, не такой, боже упаси, вовсе нет. Ни в коем случае.
Пауза.
Ничего, если я лишний раз скажу, как это было с вашей стороны любезно, меня пригласить? Собственно, вы — сама любезность, может статься, даже приснолюбезность, в Англии и Хампстеде, ныне и во веки веков.
Оглядывает гостиную.
Какая изумительно приятная комната. Мне здесь так спокойно. Бестревожно. Только, пожалуйста, не волнуйтесь, я долго не пробуду. Я ни с кем долго никогда не бываю. Не хотят. И для меня это очень удачно складывается. Единственная моя, знаете, надежность, истинный мой уют и утешение в том, что я добиваюсь от всех людей безразличия на общем и постоянном уровне. Тем самым я могу быть уверен, что мыслю о себе правильно, что я определен как таковой. Если же кто вздумает проявить ко мне интерес или, не дай бог, проникнется чем-то вроде приязни ко мне, то я приду в состояние острейшего беспокойства. По счастью, такая опасность невелика.
