Полдюжины вертевшихся под потолком ночного клуба электровентиляторов не могли даже слегка остудить задыхавшийся в сорокаградусной жаре зал. Они лишь размешивали воздух, загустевший от табачного дыма и запахов специй. Девушка танцевала и чувствовала, как пот пропитывал ее костюм. Если, конечно, так можно было назвать комбинацию из куцых перьев и трех лоскутков с блестками, прикрывавших интимные места. Впрочем, она не сомневалась, что при определенных обстоятельствах из этих трех тряпочек осталась бы только одна.
Сама она никогда бы не решилась обнажить молодую красивую грудь для похотливых глаз местных арабов и завсегдатаев клуба — моряков с заходивших в порт кораблей. Правда, здешняя прима делала это без тени смущения: она уже давно выступала на подмостках таких заведений. К тому же рядом всегда был ее друг и покровитель, готовый в любую минуту прийти на помощь. А у молоденькой танцовщицы, недавно поступившей на работу, такого «защитника» не было.
Танец закончился, и пятеро девушек бросились переодеваться. Их место на сцене занял певец, пока девушки готовились к следующему номеру. «Карнавал» завершал представление, и уставшие участники шоу ждали его с нетерпением. Он задумывался как большой финал и исполнялся в специальных костюмах со шлейфами из ярких разноцветных перьев и с высокими шляпками. Когда-то эти наряды шились для фешенебельного парижского «Фолли». Два года назад прима заведения Максайн сумела перекупить их через свою подругу. С тех пор они ежедневно служили для местного клубного шоу, передаваясь от одной танцовщицы другой по мере обновления труппы. Сейчас это уже были обтрепанные лохмотья, способные разве что символизировать оперение постаревших и облысевших райских птиц.
Когда девушки, сияя профессиональными улыбками, вновь выбежали на сцену, раздались жидкие аплодисменты. Более теплого приема от этой пресыщенной и уже достаточно пьяной аудитории ожидать было трудно. Да и вообще сидевшие за столиком пришли сюда скорее из похоти, нежели ради представления.
Дальше все шло по заведенному порядку. Девушки танцевали. Джулия при этом старалась не думать об устремленных на нее взглядах и о том, что за ними скрывалось. Возбуждение нарастало. Записанная на пленку музыка грохотала на весь зал. Максайн и ее друг Марсель пели, и их голоса звучали глуше, чем того требовала песня, — зачем стараться для такой публики?.. Потом оба убежали за кулисы, чтобы вновь вернуться на сцену для никому не нужного поклона. Этим и завершилось наконец ночное представление, а вернее — утреннее, ибо ни одно подобное шоу никогда не кончалось раньше половины четвертого.