Пролог
Московская губерния, лесной тракт, 1857 г.
Ясным зимним днем 1857 года по широкому, но заваленному сугробами тракту к Москве медленно приближался скрипучий конный экипаж. Две худые лошади с явным усилием тащили его по сугробам, кучер изредка несильно щелкал по их спинам кнутом – скорее просто для порядка, а не для того, чтобы заставить их бежать быстрее, санные полозья время от времени зарывались в снег. А из окон экипажа время от времени выглядывало морщинистое лицо пожилого мужчины. Поначалу он равнодушно смотрел на однообразный зимний пейзаж, но чем ближе экипаж подъезжал к городу, тем живее и заинтересованнее становился его взгляд. Хотя на вид заснеженная дорога и растущие вдоль нее голые черные деревья оставались точно такими же, какими были на протяжении всего предыдущего их пути.
– Уже недолго осталось, через час в столице будем! – крикнул кучер, обернувшись назад, и в очередной раз щелкнул кнутом. Лошади нехотя ускорили шаг, но затем, почувствовав, что дорога стала более ровной и утоптанной, побежали вперед немного охотнее. Кучер довольно улыбнулся, а его пассажир снова начал смотреть в окно.
– Осип, придержи коней на минуточку! – неожиданно услышал кучер его хриплый голос. Возница хмыкнул, удивляясь такому странному пожеланию пассажира, но послушно натянул вожжи. Полозья саней проскользили еще немного по заснеженной дороге и замерли. Лошади оглянулись на возницу, и на их покрывшихся инеем мордах, казалось, тоже застыло удивление. Кучер, словно отвечая на их немой вопрос, пожал плечами. Пассажир ему достался необычный – это он заметил, когда тот только нанял его экипаж на маленькой глухой станции. Одет незнакомец был в крестьянскую одежду, разговаривал тоже как крестьянин, но порой в его речи, движениях и еще чем-то неуловимом, что возница вряд ли смог бы описать словами, проскальзывало что-то чужое, не свойственное простым людям. Какая-то важность, какое-то несильное, почти незаметное и тщательно скрываемое, но все же высокомерие? Кучер этого так и не понял и для себя в конце концов решил, что странный старик раньше жил в каком-нибудь крупном городе, может быть, даже служил у богатых господ, и набрался там «всяких манер».
Между тем необычный пассажир, дождавшись, пока экипаж полностью остановится, открыл дверь, вылез наружу и, ссутулившись, отошел к обочине. Он казался глубоким стариком, однако его старые, выцветшие за долгую жизнь глаза смотрели вокруг с живым интересом, который чаще всего бывает только у молодых.
– Как красиво… – пробормотал он с каким-то робким удивлением в голосе, глядя на покрытые блестящими снежными «кисточками» ветки деревьев, но потом вдруг негромко усмехнулся. «Можно подумать, что ты давно не видел снега! – подумал он про себя. – Там, откуда ты едешь, его было еще больше…» Тем не менее он продолжал смотреть на сугробы и заснеженные ветки и улыбался. Как ни убеждал этот человек себя, что в устилающем все вокруг снеге нет ничего особенного, где-то в глубине души он знал: там, откуда он уехал, снег был другим. Далеко не таким красивым и чистым. Вообще не таким, как здесь, в двух шагах от Москвы…
