ЛИЦА:
Роман Петрович Панибратов, красивый брюнет с бородкой и в пенсне, одет элегантно, самоуверенные манеры.
Иван Иванович Небогатько, нищий студент, рыжий, в очках, робок.
Кирилл Владимирович Днепров, земский врач, очень полный и невозмутимый человек.
Яков Акимович Сердобский, большего роста, вспыльчивый и резкий.
Мария Ипполитовна Клинцова, красивая девушка лет 20-ти.
Дуня — горничная.
Действие происходит в Петербурге, в квартире Панибратова.
Сцена представляет изящный кабинет, книжные шкафы, письменный стол, диван. На стене оружие и портреты Карла Маркса и Лассаля.
Явление I
Панибратов сидит в кресле, вытянув ноги, и курит, около него портсигар.
По другую сторону стола сидит Небогатько.
Пан. Не угодно ли папиросу? Недурны.
Неб. Благодарю… не курю.
Пан. Да что вы? Так возвратимся к нашим овцам, как говорят французы! Это уморительно, эта интимность с таким гусем.
Если бы он узнал, что я близок к революционным кругам, он бы с ума сошел. Да, нет, не поверит, ни за что не поверит! Он так убежден, что такой grand seigneur непременно их сторонник! На днях у баронессы Моргенштерн мы играли на биллиарде: представьте себе: я с чиновником особых поручений при обер-прокуроре синода, и этот гусь с лейб-гвардейским поручиком. И я ему говорю: Евгений Фомич, говорю, чем вы объясните у меня это «влечение — род недуга» к революционерам?! (хохочет). Так и говорю: «Я прямо, говорю, в восторге, когда могу сообщить для потомства в моих мемуарах что-нибудь эдакое экстраординарное из этой эпической борьбы двуглавого орла с многоголовой гидрой» (хохочет). А он каркает: «всегда рад, всегда рад быть полезным, архивы моего департамента к вашим услугам».
Неб. Но… скажите… вам не противно с ними.
Пан. Гадко… Ужасно, ужасно гадко. (Задумчиво). Ведь это форменные скоты. Но раз моя близость с ними необходима для дела (вздыхает), раз это полезно — я готов на все. (Пауза). Не знаю, как вы, молодой человек, как ваше поколение, но мой девиз: «цель оправдывает средства!» Я готов на притворство, на ложь, на подлог, если это надо для нашего святого дела. «А о Петре ведайте, что жизнь не дорога ему, жила бы только великая Россия». Или как говорил Дантон: «Пусть погибнет, мое имя, но пусть торжествует революция».
Неб. Я совершенно согласен. Вы — благородный человек, Роман Петрович. Пусть осуждают филистеры.
Пан. (махнув рукой). Ах, да пускай свет осуждает, ах, да пускай клянет молва.
Неб. Но не компрометируют ли вас в их глазах эти портреты, наши посещения.
Пан. Они у меня не бывают и за мною не следят. Да и кто же меня посещает — вы, да товарищ Гурий. А другим я запрещаю ходить ко мне