– Человечество живёт под мечом Армагеддона. Все знают, что наступит конец жизни и будет что-то иное, куда никак не хочется уходить... Теперь уже известно мрачное предсказание толтеков, указывающее конкретную дату – двенадцатое число двенадцатого месяца две тысячи двенадцатого года. Якобы, все пророчества известных провидцев также падают на этот день...
Кое-кто из дальних рядов стали прислушиваться. Яня и Ядя округлили глаза и смотрели на Авенира Григорьевича в четыре блюдца. А он, совсем не чувствуя той самой меры, когда что можно говорить, а чего нельзя, продолжал:
– Как тут не впасть в уныние! Хотя это страшный грех, по Библии, который только усугубит положение. Не будем грешить и присоединяться к паникёрам, а попробуем порассуждать на трезвую голову, присовокупив сюда элементы сарказма, или, если хотите, ехидства, свойственного каждому здравомыслящему...
Петрушевский подошёл к доске и мелом начертал: 12.12.2012.
Затем, попытался вытереть пальцы сухой, сплошь запудренной мелом, губкой, к которой не прикасалась ничья рука с самого первого сентября, но только ещё больше испачкался. Недовольно поморщившись, Авенир Григорьевич достал белый в неприметную серенькую клетку носовой платок, аккуратно обтёр пальцы, и, вдохнул побольше воздуха.
– Отчего же цифирь такая: один, два, один, два, два, ноль, один, два? Если обратиться к магии чисел, то здесь никак не находим мы то злополучное апокалиптическое число – три шестёрки. А само число зверя, как ни складывай, как ни раскладывай, а получаем девять... В свою очередь, указанная толтеками дата, всего-навсего образует двойку..
– Простите, профессор!.. – рука взметнулась почти с заднего ряда.
– Ну, что там ещё?..
Петрушевский посмотрел на того, кто нарушил начало его лекции. Рассуждения хороши без помех...
– Я не понимаю, как у вас такие числа получаются... – Иван-Царевич глупо улыбался...
– Царёв, неужели вам трудно сосчитать? Всё сложите и получите.
– Я так и делаю, но у меня 18 и 11...
– Когда вы все эти цифры сложите, то получится то, что я вам сегодня поставлю, – пригрозил Петрушевский.
– Одиннадцать? – удивился Царёв.
– Два, сударь, два. Не мешайте!
На Царевича зашикали, а Яня и Ядя, две сестры из Белоруссии хором сказали:
