Софья Толстая

После смерти мужа Софья Андреевна чувствовала себя одинокой и ненужной. Для нее наступил теперь совсем иной отсчет времени. Она постоянно болела и уже вся была в прошлом. Все валилось из ее рук. Прожив с Львом Николаевичем почти полвека, она никак не могла поверить, что там за холмом, на краю оврага Старого Заказа, в лесу лежит он, вторая ее половина.

Это чувство потерянности, пустоты, страха делало все вокруг, даже дом, ее гнездо, столь заботливо свитое, нежилым, сиротливым, чужим. «Одиноко и тяжело», «страшно и будущего нет» — именно с такими мыслями она просыпалась и засыпала. Ей не надо было больше «писать» меню повару с непременной пометкой — «для Льва Николаевича», не надо было больше проверять, что он надел и куда вышел… Не надо… И от этого мертвенного «не надо» вся ее жизнь, казалось, теряла смысл.

Смерть мужа сплотила семью, сблизила ее с младшей дочерью, расставив все по своим местам. Теперь близкие относились к ней особенно душевно и заботливо. И все же, несмотря на приезды детей в Ясную Поляну, усадьба пустела, и эту пустоту не могла заполнить даже любимая сестра Татьяна. Что уж говорить о милейшем докторе Душане Маковицком, прозванном за кроткий нрав «Душой Петровичем», или о «Жюли — Мули» — Юлии Ивановне Игумновой, секретаре — помощнице и подруге дочери Александры.

Радоваться Софья Андреевна разучилась совсем. Ведь любимые сыновья покинули ее. Например, Илья «уехал с какой- то дамой в Америку», Лёва одно время находился где‑то за границей — то ли в Швеции, то ли во Франции, в Ницце, а где теперь, ей было неизвестно. Она также не знала, где обитает младший сын Миша с семьей. Был вроде на Кавказе, но где сейчас, она себе даже не представляла. Переживала, что ее дочь и сын, Саша и Сережа, голодают в Москве.

Теперь ее и близких охраняло в Ясной Поляне шестеро красноармейцев, проживавших в доме, в комнате под сводами. Она привыкла к ним, ей даже казалось, что они хорошие ребята, но все‑таки было не по себе от сознания, что в доме находятся посторонние люди, и к тому же вооруженные. А в сентябре ночью прибыли красноармейцы с командиром, которые заняли четыре комнаты, «завели» грязь, беготню по дому и по Ясной Поляне.

В общем, ей казалось, что жить в Ясной Поляне стало плохо: провизия быстро «подбиралась», сама же она была не в силах что‑то изменить. Тем временем незаметно наступил 57–й свадебный день, и она пошла на могилу мужа. Жизнь уходила в вечность, и Софья Андреевна готовила себя к скорой встрече с ним, лежащим под этим могильным холмом. Силы убывали. А ей надо было заботиться о своем пропитании, думать о еде для старшей дочери и внучки, проживавших во флигеле Кузминских вместе с семьей бывшего зятя Николая Оболенского. Она устала от непосильных забот, связанных с сохранением наследия мужа, и передала ключи от ящиков с его рукописями, находящимися в Румянцевском музее, своему сыну Сергею.