Софья Толстая (Никитина) - страница 2

Тяжело становилось и оттого, что до нее доходили гнусные пересуды о ее супружеской жизни. О ней, прожившей бок о бок с гением 48 лет, говорили много дурного, на ее голову сыпались обвинения в том, что она довела мужа до того, что он на старости лет покинул Ясную Поляну. Ее сравнивали с Ксантиппой, доставлявшей уйму проблем своему мужу Сократу. Этот омерзительный образ прилип к ней словно вторая кожа.

Софья Андреевна нередко задумывалась: соизмерима ли ее жизнь с ним, ставшим мировым достоянием, великим Львом? Да, она не последовала за ним в его новых идейных исканиях, не повторила судьбу героических жен декабристов, променявших домашний уют на сибирскую каторгу ради убеждений своих мужей. В ней, как она понимала, столкнулись два сильных чувства, вполне равновеликих — любовь к мужу и любовь к детям. Ее выбор был очевидным. Софье Андреевне казалось, что свою семейную дилемму «кто прав и кто виноват?» она решила: никто. Ведь страдали все: и муж, и дети, и она.

Конечно, существовала и совсем иная точка зрения на ее домашний конфликт, в котором она представала как лицо страдающее, как ангел — хранитель своего мужа, образец для подражания, идеальная жена. Но Софья Андреевна была убеждена, что истина находится посредине, хотя бы потому, что все представления о ней — это некий взгляд со стороны. Воображаемые биографы рассматривали только видимую сторону ее жизни, не зная того, что было скрыто внутри. Все представления о чьей‑либо чужой жизни — насквозь мнимые, надуманные, а потому фальшивые. Разве можно, например, расценивать ее влияние на мужа как оппозиционное? Вряд ли. Скорее, оно было регулирующее. Да, в их совместной жизни все было не так гладко, как хотелось бы, но кто вправе судить ее? Ведь вытерпеть гения может только любящая жена. Разве она недостаточно любила его, не была «нянькой» его таланта?

Словно предчувствуя лицемерие в своей постжизни, один мудрый писатель решил оставить своим потомкам двойные письма: одно он отсылал адресату, а другое, в котором откровенно писал то, что думал о себе, оставлял неотправленным. Софье Андреевне такой прием казался вполне оправданным.

Надорвалась ли она, неся такой непосильный груз? Достигла ли успешных результатов в гармонизации своих супружеских отношений? Удалось ли ей, по крайней мере, не надоесть мужу? Софья Андреевна мучительно искала ответы на эти непростые вопросы и утешала себя тем, что не стала серой мышкой и обыкновенной домохозяйкой. Она всегда стремилась к большему — к сотрудничеству с мужем, не ограничивая своей компетенции ролью секретарши. Ей удавалось вдохновлять его. Она‑то прекрасно понимала, что целый сонм мужниных героинь в чем‑то был схож с нею, был «списан» с нее.