Лёка и Алёна

— Что за странный самолет? — спросила Лека.

— Подожди, какой, к черту, самолет, мы не виделись 12 лет, — Алена обняла ее, — какой, к черту, самолет?!

— Да вон, белый, белый альбатрос.

На белой полосе, под белым небом в белесом тумане стоял белый самолет без опознавательных знаков.

— Не знаю, — Алена махнула рукой, — ну, как ты там?

— А откуда он? — спросила Лека.

— Что за прихоть?! После вековой разлуки — вдруг самолет! Да тут каждую минуту что-то садится и что-то взлетает. В мире двести стран. И каждый день появляется новая. Дался он тебе! Ну, двинули.

Она обняла Леку, и они пошли по летному полю, покачиваясь. Два подсолнуха в июле.

Легкий смех витал над полем.

Алена забросила баул в машину, и они покатили.

Мерседес был открытый, и теплый ветер развевал Лекины волосы.

— Тебе бы пошел открытый Ролс-Ройс, — сказала Алена, — ты стала еще красивее. Как это у тебя получается в той стране? С вашей едой, с вашей радиацией.

— Если родилась красивой, — пропела Лека, — значит, будешь век счастливой.

— Какие у тебя зубы, Лека, — в 33 года такие зубы!

— С вашей едой, с вашей радиацией.

— Натюрлих. В нашей богатой Германии столько женщин с ужасными зубами. Если б у тебя были плохие, Гюнтер бы тебе сделал восхитительные. Он Паганини зубов. Его бормашина летает, как смычок…

Они мчались из Кельна в Аахен. Был чудесный августовский полдень. Что-то шептала пшеница. Свистел соловей.

— Ах, Германия, — повторяла Алена, — ах, мой милый Августин, сладко спи…

Они подъехали к трехэтажному дому в центре райского сада. За забором ржала лошадь.

— Герман, — нежно позвала Алена.

— Это твой муж? — спросила Лека.

— Муж Гюнтер, я тебе говорила, — поправила Алена. — Герман — конь. Ему три года, гордость Аахена.

Они въехали в сад. Пахло розами. В пруду плавало три лебедя.

Герман приветливо ржал.

— Ты будешь катать мою лучшую подругу, — Алена обняла его, — гут, Герман?

— Гут, гут, — Герман в знак согласия закачал головой.

— А это майне хауз, — Алена повела рукой, — шедевр Ханса Шпреде — лучшего зодчего Аахена.

— Лучший зодчий, лучший конь, — произнесла Лека.

Алена не слышала.

— Лестница — каррарский мрамор, — продолжала она, — "ПИЕТА" Микеланджело из того же. Стол — стекло Мурано, ножки — Бурано, плыл на корабле из Венеции. Сначала морем, потом по Рейну.

— Стол путешествовал больше, чем я, — сказала Лека. — Ты живешь в немецкой сказке.

— Братьев Гримм, — согласилась Алена, — а это мой маленький Мук, слышишь?

Откуда-то снизу доносился рокот бормашины.

— Гюнтер, бедненький, работает с утра до вечера. У людей болят зубки, и мой маленький Мук их спасает. Кабинет у нас на первом, мы — на втором, отсюда виден майне либе Аахен.