Патент Сверхновой

Рисунки С. Киприна

Она появилась неожиданно безлунной августовской ночью. Сначала ее увидели астрономы в дальнем, не доступном глазу уголке неба, где созвездия обозначены буквами и цифрами, подобно телефонным номерам. Потом ее заметил какой-то любознайка из шестого «Б», вонзившись с чердака в ночное небо допотопной подзорной трубой. А потом и все люди на земле выходили по вечерам из своих домов и, собираясь кучками, рассуждали о новой звезде. А она росла, она становилась все ярче, ночами затмевая луну, а днем отчетливо проступая на потускневшем от облачной пелены небе.

Наука искоренила в людях веру в знамения. Но зато до сведения каждого было многократно доведено, что Земля — песчинка и что Вселенная полна неожиданностями, не всегда, кстати, безопасными. Пока это ограничивалось разговорами, можно было спокойно слушать такие лекции в городском саду, а потому гулять по аллейкам. Но вот и впрямь появилось что-то…

— Не беспокойтесь, — снисходительно вещал с телеэкранов молодой «звездочет» из обсерватории, — это вспышка сверхновой звезды. — И обращался к такому же коллеге: — Помните 1054 год?

— Скорее похоже на 1582-й, — отзывался тот.

В материалах для изучения недостатка не было. Переставали работать приемники. Полярные сияния спускались в средние широты.

— Когда же это кончится? — спрашивали астрономов.

— Сверхновые сопровождаются мощным радиоизлучением, — отвечали те. — Но потерпите: они существуют недолго.

Домик стоял на отлогом берегу реки, метрах в двухстах от песчаной отмели. Кругом стелилась равнина, перебиваемая местами низким лесом. А рядом возвышались горы. Метеорологический пост был поставлен как раз на границе двух рельефов и двух климатов. Там, в горах, среди льда и скал, бушевали ветры, ползли темные тучи, и черта, ниже которой кончается снег, оставалась с предгорий невидимой. У подножия было помягче, хотя тоже не сладко: вечная мерзлота, полугодовая ночь, долгая и холодная зима. И триста километров по хребтам и оврагам до ближайшего селения.

Евгений Сыркин, метеоролог, не унывал. Летом он рыбачил и добывал столько рыбы, сколько хотел. Выслеживал зверя, но не стрелял, а фотографировал. Жизнь текла размеренно и точно. Три раза в день, с интервалом в восемь часов, зимой и летом Евгений обходил свой небольшой участок, снимал показания приборов, потом садился за передатчик и отправлял сведения на центральную станцию. Он прожил на посту уже полтора года. Оставалось еще шесть месяцев. Но Евгений не представлял другого человека в этом домике, где стены были увешаны фотографиями подкарауленных зверей. Домик и вправду был заманчив — дюралюминиевый, с утеплителями из пенопласта и стекловаты, с двойными плексигласовыми стеклами. Состоял он из трех помещений — рабочей комнаты, кухни и тамбура. В комнате находились стеллаж с приборами, стол, распределительный щит и рация, ящик с землей — для огурцов, а в уголке печка. Продукты и инструменты хранились в кухне. В тамбуре разместились аккумуляторы. Из кухни можно было вылезти на крышу через аварийный люк. Несколько окон располагалось прямо в потолочных перекрытиях.