Сказание о первом взводе

Сколько же можно отсиживаться на плацдарме, когда слева — с юга и с юго-востока — что ни день летят добрые вести?! Вот порой, кажется, приподнимись над бруствером, прислушайся, и меж редких ружейных выстрелов, что давно уже стали буднично-обыденными, ясно различишь другое: катящуюся откуда-то со Среднего Дона, с Волги басовитую канонаду неисчислимого множества орудий и минометов. Вот там, у соседей, двинулось дело! Наступают! А здесь? Которую уж неделю затишье, ожидание… И еще, будто назло, погода разбаловалась, декабрем и не пахнет.

— Что же получается, товарищ гвардии старший сержант, снова мы не угадали?

Улыбнувшись так, что улыбка приоткрыла добрую половину крепких, без единой трещинки, зубов, Вернигоренко взглядом горячих карих глаз указал на валенки помкомвзвода и затем на низко нависшее небо, откуда вперемешку с мокрым снегом с утра моросил холодный, нудный дождь.

— Да чего, бесова душа, смеешься? Что ты тут веселого нашел? — отвлекаясь от своих досадных размышлений, удивился Болтушкин.

— А почему не посмеяться? Хай наши враги журятся, а не мы. Хай нас бог от этого обереже, як малу дытыну. Чи так я кажу?

— Что верно, то верно, сынок, — проговорил Болтушкин, почти влюбленным взором окидывая ладную, бравую фигуру сержанта. Ни изрядно поношенная загрязнившаяся шинель, ни многодневная жесткая щетина, покрывшая подбородок и щеки, не мешали ему представить Вернигоренко таким, каким, конечно же, он был у себя на селе — первым парубком на гулянках, компанейским среди хлопцев, разбитным, охочим на шутку среди девчат.

— А что не угадали, то не угадали, — повторил Вернигоренко. — Обувка не та.

Болтушкин, соглашаясь, тоже усмехнулся, переступил с ноги на ногу, и под досками, которые уже четвертый месяц гнили на дне окопа, хлюпнуло, чмокнуло.

— Мне-то мудрено угадать, Вернигора, — помкомвзвода невольно изменил фамилию сержанта так, как это делали все его сослуживцы. — В Вологде, знаешь, какие в такую пору снега ложатся? Любо стать на лыжи — да и в лес погонять зайцев. Или другая забава — за снасти и на речку к прорубям! Милое дело в морозец жереха из лунок потаскать. Понял, какой там декабрь? А вот ты почему ошибся?

— Да я ведь, добре знаете, тоже не видциля, товарищ старший сержант. У нас на Николаевщине про лыжи и совсем не вспоминают, а валенки в колхозе разве только для вахтеров держат. А то так, як кажуть, — козырек на вате, пиджак на теплых нитках. Ну, правда, когда ветры с моря… Тьфу ты, черт, и табак отсырел. — Вернигоренко уже опалил свои смолистые, изогнутые красивой лукой брови, крутя и раскуривая цигарку за цигаркой, а все понапрасну.