Жила-была маленькая девочка. Нет, эта история не похожа на сказку. Но, тем не менее, девочка вначале все–таки родилась, а потом жила, и, соответственно, была. И эта девочка была я.
У меня, как и у большинства маленьких девочек, были папа и мама, и они меня воспитывали так, как принято воспитывать маленьких девочек в стране под названием Россия. Во всяком случае, воспитание, данное мне с детства, никак не отвечает на вопрос: почему потом все пошло неправильно, наперекосяк? Многие люди помнят себя, или говорят, что помнят, лет с трех-четырех. Я же помню, всё, что со мной происходило с более позднего возраста, лет с шести, если быть точнее. До этого некоторые воспоминания тоже сохранились, но они какие–то не отчетливые, уж очень детские, или бестолковые, если угодно. Поэтому я вижу смысл начать не с них, а с более поздних событий, ну, например, с того дня, когда мы с папой пошли гулять в лес.
Наш маленький городок был окружен прекраснейшим в мире лесом, по преимуществу хвойным, но в нем попадались и лиственные рощицы: дубовые, кленовые и, конечно, березовые. Что может быть красивее, чем березовая роща весной, когда уже давно сошел снег, и на прогалинах распустились цветы, а сами березы оделись в наряды из сережек и маленьких листьев? Да, пожалуй, ничего…
Город наш и в советское время жил бедно, люди в нем одевались очень незатейливо, а на полках магазинов всегда пребывал один и тот же убогий ассортимент продуктов, не включавший в себя ни мяса, ни колбасы, ни свежей рыбы. Поэтому многие жители собирали (и до сих пор, полагаю, собирают) всяческие плоды лесные, ловили рыбу в реках и озерах, а немногие, самые основательные из городских мужчин, временами отправлялись на охоту. Все это я вспоминаю потому, что березы тоже были приспособлены к делу: на многие стволы были как–то привязаны или прикручены стеклянные банки, в которые стекал из надрезов прозрачный, чуть желтоватый березовый сок.
Мне как раз очень хотелось пить на солнцепеке, и я подошла к ближайшему дереву, банка на котором была уже на треть полна. Я заглянула в эту банку и тут же отшатнулась — в нос мне ударил нестерпимый и гнусный запах мочи. Я заплакала, папа подбежал ко мне, проверил содержимое банки, потом еще двух или трех.
С тех пор миновало больше двадцати лет, и со мной уже давно нет папы — но это первое в моей жизни разочарование я запомнила навсегда. После этого, даже если все вокруг верили, что ожидается нечто хорошее или радостное, я не спешила разделить их чувства — во мне навсегда поселился маленький человечек, ожидающий, что где–то за углом притаился злобный мальчишка, готовый дико расхохотаться, увидев мои слезы, огорчение и гнев.
