Тем редким счастливцам, коим довелось преодолеть этот «рубеж обороны», открывалось, поистине, странное зрелище: тяжелые шторы из плотной гобеленовой ткани практически полностью закрывали огромные окна; свет с трудом выхватывал из сумрака интерьер, напоминающий покои восточного владыки. Глубокие кресла-диваны с множеством расшитых шелком подушек, ковры, вазы с фруктами и цветами, хрустальные графины с разноцветными напитками. Когда глаза привыкали к глубокому полумраку, перед посетителем представал хозяин этого великолепия в шелковом халате цвета свежей крови с вышивкой из мелких бледно-розовых драконов. Как правило, он ждал, когда гость сам подойдет к нему и только тогда поднимался из старинного кресла, украшенного резьбой в виде различных цветов и фруктов. За многие годы этот зал только несколько раз видел, чтобы хозяин первым вставал при появлении гостей.
Такой гость пришел к Джейкобу Блюмму глубокой ночью накануне Нового 1970 года.
— Сэр, к Вам мистер Уолт Иллайес, — на экране телемонитора появилось бесстрастное лицо Мегги Пью.
— Пусть войдет.
Голос хозяина дал предательского «петуха».
Старик, кряхтя, поднялся и засеменил к посетителю, как только тот переступил порог. Вошедший слегка прищурился, привыкая к полумраку и, заметив приближающегося хозяина, тоже устремился к нему навстречу.
— Что с Вами, Яков Георгиевич? — в голосе посетителя читалась явная тревога, — Вы больны?
— Да, Валентин Кириллович, болен и эта болезнь называется старость, — проворчал старик.
— Как старость? Я прошел портал «Колодец» в соответствии с Вашей инструкцией в Эстонии в ночь с 28 на 29 июля 1950 года. Что сейчас — не 50-й?
— Нет, дорогой мой, Новый, 1970-й «на носу». Так что, ты опоздал.
Он поднял голову и ворчливым голосом обратился куда-то в потолок:
— Мегги, дорогая, водочки, селедочки! Ну, да ты сама все знаешь. Машина и самолет пусть будут наготове, у мистера Иллайеса очень мало времени. Он скоро нас покидает. Не переживайте, Валентин Кириллович, — обернулся он к собеседнику, — Вашей вины в этом нет. Просто, как оказалось, — на этих словах он тяжело вздохнул, — линза ведет себя нестабильно. Тут, пару лет тому назад, связной от Станислава Адамовича Мессинга появился. Мессинг его отправил в 35-м. Я его встретил, сообщение подготовил, отправил. Думал, предупрежу Станислава. Может быть, избежал бы он расстрела в 37-м. А связник, возьми, да в «книжный» зайди. Купил подлец книгу по истории СССР — почитать по дороге к порталу. Про репрессии 30-х, про Великую Отечественную, про СССР — «Империю Зла» — начитался. «Крыша» у него и съехала. Сошел в Детройте. В ближайшем от остановки доме расстрелял целую семью, а девочку маленькую, говорят, убил гвоздодером. Мне этот грех не отмолить — не успели мои люди его остановить — шустрый, сволочь, оказался. Возможно, что и ты не сможешь вернуться в свое время в точку, откуда отправился ко мне. — Захваченный переживаниями о случившейся трагедии старик, сам не заметил, как перешел на «ты».