— Когда моя мать вернулась со мной в Англию, мой английский дедушка — граф Марчвуд — думал, что лучше всего мне будет поступить сначала в университет, а затем войти в церковную ограду, — проговорил Люк.
Он снял треуголку, откинулся на спинку скамьи и, заложив руки за голову и вытянув свои длинные ноги, принялся изучать башню.
— Войти в ограду — вы имеете в виду, стать священником? — Эйврил захихикала. — Вы?
— Вы обо мне самого нелестного мнения, судя по всему, — заметил Люк. Казалось, что он полностью равнодушен к ее насмешке. — Мой дед был не в восторге, узнав, что я разделяю те же убеждения, что и мой отец. Со временем он перестал угрожать мне адским огнем и вечным проклятием, и я поступил в военный флот.
— Вы атеист?
Она никогда не встречала никого из этих опасных людей.
— Скептик со свободным разумом, — поправил он. — Но я спокойно чувствую себя, читая в море заупокойную молитву или находясь на церковной службе. Это шокирует вас?
— Нет, — с сомнением ответила она. — Но хотя бы на флот вы хотели поступить?
— Не особенно. Я хотел убить революционеров. Тех, кто отнял жизнь у моего отца, а у меня — дом. Выбор лежал между военным флотом и армией, и я отдал предпочтение адмиралтейству. — Он пожал плечами. — К счастью, оказалось, что английский военный флот куда меньше пропитан снобизмом по поводу того, что он английский, и куда более терпим к иностранцам. Впрочем, деньги там платят те же, что и в армии. Но теперь у меня есть деньги и более это меня не волнует.
— Где же вы их взяли?
Самый неподходящий вопрос, и она это знала. Леди не обсуждают деньги.
— Призовые деньги за захват французского брига, кроме того, наследство от семьи моей матери. Мне понадобятся большие суммы, когда я верну себе фамильное поместье. Но у меня их достаточно, чтобы очень достойно обеспечивать мои удовольствия.
Он говорил таким ровным голосом, что Уотерс, вертясь на каблуках и наблюдая, как клирик запирает церковь, не заметила ничего подозрительного.
Пальцы Люка обвили ладонь Эйврил и принялись рисовать круги на ее ладони. Когда она напряглась и попыталась вырваться, он повернулся на скамейке, закрывшись плечом от горничной, и поднес руку Эйврил к своим губам. Она попыталась вырвать руку во второй раз, но он вобрал губами ее указательный палец.
Его рот был горячим и влажным, испытание оказалось непосильным для нее. Она глубоко вздохнула, ее взгляд утратил непреклонность. Другие пальцы касались его лица и чувствовали успевшую отрасти щетину. Когда она поняла, что это за имитация, ее щеки покраснели, веки опустились, словно погружая в полный чувственности сон.