— Может, думаешь, что я грехи замаливаю? — Он сощурился. — Нет, просто я могу и хочу… — Он сделал паузу, окинул ее таким пристальным взглядом, что Варя едва не расхохоталась. Она удержалась, не желая его обидеть. — Могу и хочу, — повторил он, — сделать для города что-то полезное. Мой прадед, думаешь, чем занимался?
— Водкой, — быстро ответила Варя.
— Точно. Все знают и помнят. — Он вздохнул. — Если бы он компот варил, все давно бы про него забыли. Интересно получается, да? Почему-то то, от чего выпадает людям зло, в голове заседает крепче. Водка ведь зло, правда? — Он засмеялся, поднял руку, будто держал в ней стакан, поднес ко рту. Закинул голову и влил в себя невидимую жидкость. — Мой прадед велел передать своим потомкам: «Вы должны жертвовать на добрые дела в память обо мне». — Скурихин вздохнул. — Эх, если бы всякий человек имел крепкую волю…
— Тогда ваши доходы сократились бы… И вы бы не жертвовали столько, сколько сейчас, — заметила Варя.
— Да. Слаб человек. Слаб. — Он покачал головой. — Но не нам критиковать Создателя…
И не ей критиковать Скурихина, одернула себя Варя. Он уже много сделал для музея, а для ее отдела стал самым первым настоящим спонсором.
А все произошло вот так.
Когда Варя Беломытцева пришла работать в музей, ей показалось, что она окунулась в глубокое прошлое, хотя отдел родной природы — это и настоящее тоже. Варя оказалась за чистым столом и за чистым листом. Родион Степанович, ее дедушка, сумел добыть старый, списанный в институте компьютер.
Однажды, набирая текст, утомившись от ныряния взглядом в оригинал, который лежал слева от клавиатуры, она разозлилась настолько, что написала письмо директору. Ей нужен сканер, вот и все.
Директор вызвал ее к себе, вынул ее заявку и, пристально глядя на нее, уложил в папку с надписью: «Для спонсоров».
— Все поняла, Варвара Николаевна? Вот у них, — он потыкал желтым от табака пальцем в слово «спонсоров», — проси. — Потом отодвинул папку подальше от себя, и этот жест Варе показался брезгливым.
Чем дольше Варя работала в музее, тем яснее понимала, что ей придется научиться просить. Она не умела этого делать, и одна мысль, что она с кем-то чужим заговорит о деньгах, вгоняла ее в тоску.
В тот вечер Родион Степанович вернулся домой позднее обычного.
— Смотрите, девочки, с чем я сегодня! — Он засмеялся и опустил на пол прихожей коробку, в которой что-то звякнуло.
— Папа, ты купил наконец нормальную люстру в свою берлогу? — сказала Лидия Родионовна.
— Люстру? Да зачем она мне? — Родион Степанович покрутил головой. — Нет, я прошу вас, более того, я настаиваю, чтобы вы угадали, что я принес.