Богдан искривился, сморщил губешки и оглушительно заорал на весь райсобес. Я пулей вылетела из кабинета. Разрыдалась в коридоре. Инспекторша вышла вслед за мной, вся в красных пятнах, сердито захлопнула дверь и удалилась в глубь коридора, гневно цокая высокими каблуками. В коридоре меня стали успокаивать старушки.
— Да ты не плачь, милая, не плачь. Эта Хасимова всех женщин с детьми ненавидит, потому что одинокая, незамужняя. Бездетная… Каково ей каждый день на детишек-то смотреть? Успокойся, ты лучше ей принеси что-нибудь, подмажь чуток, коробочку конфеток, баночку шпрот, она все сделает… и ребеночка лучше победнее одень, сама оденься погрязнее, так лучше получится, без гордыни, без гонору, — приговаривала опытная старушка из очереди.
Я поблагодарила старушку и твердо решила больше никогда не появляться в райсобесе. Никогда, даже если мы все будем умирать от голода.
Мы бедствовали. Бабушка и мама продали за бесценок все, что смогли, — свои скромные колечки, которые им дарили на юбилеи, старинные тарелки кузнецовского фарфора, антикварные книги, картины, папины марки и монеты. Продавать было очень тяжело. Единственное из ценных вещей, что осталось неприкосновенным, — старинные, родовые иконы. На них никто не мог поднять руку. Они будут с нами. Наш маленький кораблик сильно накренился и почти собрался пойти ко дну. Мы, конечно, могли бы попросить помощи у внезапно разбогатевших на волне перестройки родственников с непомерными, шальными деньгами или у неожиданно поднявшихся хороших знакомых, но гордость или, может быть, отсутствие привычки просить не давали возможности это сделать. Я поняла, что надо рассчитывать только на себя.
Я сама буду зарабатывать. Переводчицей, официанткой, дворником, кем угодно, только чтобы платили хорошо и работать неполный день, не бросать же Богдана! Мама и бабушка обзвонили всех своих знакомых и — о, удача!
Меня по большому блату пристроили уборщицей в совместное предприятие, СП. Там платили очень хорошие деньги — целых пятьсот рублей! Это было в два раза больше, чем получали врач и учитель в те годы.
…Однажды начальник Сергей позвонил мне около семи часов вечера и предложил заработать пятьдесят долларов. Для меня это было роскошное предложение. Надо было всего лишь помыть посуду и убраться в мастерской у одного художника после большого сборища. Я слышала накануне в офисе отрывки разговоров о том, что американцев повезут в мастерскую к Жене Терлецкому и там планируется грандиозная попойка. Помыть посуду и убраться за целых пятьдесят долларов? Это же сущие пустяки! Немедля я дала согласие и, покормив впрок сонного Богдана, быстро отправилась в путь.