Дариус очумело потряс головой, стряхивая остатки сна, в котором он опять мерился взглядом. Только взгляд на этот раз у убитого им гонорта чужаков был с укоризной.
— Как пропали?!
Бор дежурил вторую половину ночи, кстати, сам на это время и напросился. И почему сразу пропали? Возможно, они отошли ненадолго, например, увидев какую-нибудь дичь и решив добыть ее к завтраку.
— Их вещей тоже нет, — сообщил ему Ториан.
Так, получается, что они действительно сбежали: кто же потащит с собой на охоту все свое барахло?
Следующая новость оказалось еще хуже, и после нее сон испарился без следа: вместе с Бором и Сегуром пропала его сабля. То, чем он дорожил больше всего на свете.
Об исчезновении сабли он узнал не со слов Ториана, ее пропажу Дариус обнаружил сам. Поначалу Дариус не придал особого значения тому, что сабли не оказалось под рукой, слишком уж неожиданно прозвучала весть о бегстве Бора с Сегуром.
Он поискал саблю взглядом, предполагая, что сдвинул ее в сторону от медвежьей шкуры, несколько последних лет верно служившей ему и подстилкой и одеялом. Сабли не было. Затем Дариус отшвырнул шкуру в сторону, осмотрел окрестности и даже заглянул в ближайшие кусты. Сабли по-прежнему не нашлось.
Ее никто не мог взять, никто. Клинок можно подарить, обменять, дать попользоваться, если того требуют обстоятельства. В конце концов, продать в том случае, если жизнь допекла тебя до такой степени, что больше уже ничего и не остается. Но взять без спросу чужой меч, в котором живет частица души хозяина, нет, этого делать нельзя. И за это можно поплатиться жизнью.
Дариус машинально потер небольшой шрам на левом предплечье, оставшийся после ритуала единения с саблей.
— Меч должен попробовать на вкус твоей крови. Это важно, сын. Ведь не ты его первый хозяин. Иначе твоя кровь понадобилась бы при его изготовлении.
Сторн всегда называл его сыном, хотя и не был его отцом.
Однажды, когда Дариус был совсем еще маленьким, ему довелось подслушать разговор Сторна со своей матерью, Грейсиль. С тех пор прошло много лет, но почему-то он до сих пор помнил каждое слово.
Сторн тогда рассказал, что не смог расстаться с Дариусом, после того, как тот назвал его 'папа'. Назвал в тот самый миг, когда он спас его из пламени пожарища и прижал к груди. Дариус долго не разговаривал, и Грейсиль совсем уж было решила — мальчик немой, когда Сторн и сообщил своей матери, что однажды он уже слышал его речь.
Но сейчас дело не в его бывшей немоте, дело в его сабле. Она не могла исчезнуть сама собой, и это говорило только об одном: Бор прихватил ее с собой. Это мог сделать и Сегур, но почему-то Дариус был полностью уверен в том, что пропажа сабли — дело рук именно Бора.