С другой стороны, если судить по количеству домов, жителей должно быть не меньше сотни человек, а их всего четверо, если не считать почти не приходящего в сознание Тацира. Ну а если они только часть большой банды?
'Ага, а Тацира специально положили на носилки, чтобы ввести всех в заблуждение', – улыбнулся своим мыслям Дариус.
Внутри деревня выглядела вымершей, и лишь старый как сам мир дед, сидевший на колоде возле открытых настежь ворот в частоколе, проводил их нелюбопытным взглядом.
Они пошли к центру селения, где улица раздавалась вширь, создавая подобие небольшой площади с колодцем посреди. К нему они и направились. Пристроив носилки с Тациром под расположенный рядом с колодцем крытый дранкой навес, сами уселись там же.
Деятельный Ториан, поскрипев колодезным журавлем, наполнил деревянное ведерко.
Вода оказалась на редкость вкусной, а холодной настолько, что после пары глотков начинало ломить зубы. Вокруг по-прежнему не было видно ни одной живой души, и даже седобородый дедок у ворот, одетый не по погоде в меховую шапку, куда-то исчез. Ожидая, когда на них хоть кто-нибудь обратит внимание, Дариус принялся рассматривать селение, куда волей случая им пришлось угодить.
Дома смотрели на площадь входными дверями, без всяких палисадников перед ними. Это-то как раз понятно, не так уж и много земли в огороженном частоколом пространстве, но сквозь окна, затянутых бычьими пузырями, не было видно даже теней любопытствующих. Ладно окна, сквозь них ничего кроме мутного света и не увидишь, но почему не видно детских глаз сквозь щели между прутьями плетней? Нет оценивающих женских взглядов, а женщины всегда любопытнее мужчин. Нет и самих мужчин, которые должны показать своими взорами, что у каждой женщины есть свой хозяин? Почему вообще никого нет?
Все тот же Ториан подошел к дому, выглядевшему самым большим, чьи окна единственные имели стекла, и постучал кулаком в дверь.