Лев Рубин, наоборот, сначала казался Полине Антоновне очень ясным: прекрасным, с первых же дней проявившим себя отличником, исполнительным и активным. В силу своей активности он стал инициатором создания комсомольской организации в классе и ее первым руководителем.
И Полина Антоновна была им довольна. Она считала, что Рубин внес в жизнь класса элемент сознательности и принципиальности, — во всяком случае, он раньше других заговорил об этом.
На первом же ученическом вечере он проявил себя и с другой стороны: декламировал Маяковского, играл на пианино и сдержанно раскланивался в ответ на аплодисменты.
Понравилось Полине Антоновне и то, как-Рубин приступил к комсомольской работе: он хорошо и организованно провел первые собрания, сделал доклад о международном положении, дал каждому комсомольцу поручение и принялся за составление плана комсомольской работы на год.
В связи с этим и возникло у них первое недоразумение.
— Ну, как дела с планом? — спросила его Полина Антоновна.
— Составляю.
— Вы бы показали!
Но Рубин опустил свои длинные ресницы и коротко сказал:
— У меня еще не все продумано!..
Потом сказалось, что у него не все написано, не все переписано, затем ему нужно было посоветоваться с комсомольским комитетом школы, после этого обнаружилось, что тетрадка с планом забыта дома. И неожиданно, в тот день, когда Полины Антоновны по расписанию не было в школе, Рубин вдруг собрал комсомольское собрание класса и поставил свой план на утверждение.
План был обстоятельный, но очень громоздкий, пространный. Читал его Рубин так же, как и говорил, — наставительно и сухо, изредка бросая на ребят строгие взгляды исподлобья. Ребята слушали-слушали его и начали роптать.
Первым не выдержал Вася Трошкин. Он заглянул в тетрадь, по которой читал Рубин, и, увидев, что читать ему еще много, выразительно присвистнул сквозь зубы.
Рубин оторвался от тетрадки и строго посмотрел на Трошкина.
— Я тебе выношу замечание.
— А так нельзя говорить: «выношу замечание», — между прочим заметил Борис.
— Почему нельзя? — спросил Рубин. — Можно!
— Нет, нельзя! — теперь уже всерьез оказал Борис. — Замечание делают, а выносят выговор.
— А я утверждаю, что можно! — стоял на своем Рубин.
— Зря утверждаешь и зря упираешься! — поддержал Бориса Витя Уваров. — Конечно, нельзя, неправильно!
Но Рубин, с непонятным и удивившим всех упрямством, уперся на своем и никак не хотел признать своей ошибки. Шум нарастал, и, чтобы восстановить порядок, Рубин повысил голос.
— Трошкин, тише! А то…
— Что «а то»? — напружинился весь и сжал кулаки Вася. — Что ты из себя изображаешь?