Из булочной напротив сладко потянуло горячим хлебом, а ведь минуту назад в воздухе еще ничем не пахло.
— Санни! Санни! — выкрикнул Коб в пустоту.
Крик, как ему показалось, был такой громкий, что разнесся по всей округе. Однако из домов никто не выбежал.
— Санни! — снова крикнул он.
Именно так семьдесят лет назад звала девочку вдова, проживавшая по соседству. Она всегда тянула последний слог: «Санниии! Санниииии!»
3атем обычно слышались поспешные шаги и тихий ответ: «Я здесь, хозяйка».
Но на этот раз было тихо.
На самом деле Коб знался с христоверами, только когда жил в подмастерьях в Клаггасдорфе. Тогда их было немало, целая община, составлявшая чуть ли не одну пятую населения города. А в Нидеринге они встречались редко, время от времени и то ненадолго как заезжие торговцы. В Клаггасдорфе, напротив, христоверов было много, да и осели они в этих местах давно. Для Коба, новичка в Клаггасдорфе, присутствие людей иной веры добавляло городу странности и даже экзотичности.
Клаггасдорф находился примерно в ста лигах от Нидеринга, но Кобу, тогда подростку, разница между двумя городами казалась непреодолимой. Во-первых, Клаггасдорф был гораздо больше его родного городишки. Из этой несхожести, по его мнению, и вытекали остальные различия. Огромная рыночная площадь и большие здания ошеломили мальчика. Город окружала стена, в одних местах она обрушилась, в других прекрасно сохранилась. Дома в Клаггасдорфе были не из дранки, обмазанной штукатуркой, а из сероватого кирпича, на который шел речной глинозем. Крыши крыли оранжевой или желтой черепицей. Издали казалось, что крыши домов соединены между собой и образуют единую террасу, где (так мечталось Кобу) можно разгуливать дни напролет, если, конечно, удастся на нее взобраться.
Рядом с Клаггасдорфом текла настоящая река — не то что ручей в Нидеринге. На другом берегу реки был еще один город, Постмасфурт, и между берегами ходил паром (с тросом, горизонтальным деревянным колесом, приводимым в движение двумя парами ослов, и погонщик понукал и бил кнутом). На городской пристани разгружали баржи с пшеницей и углем, после чего загружали их лесом и тюками с шерстью. Широкие деревянные балки верхней части причала, отполированные до блеска — так часто к ним пришвартовывались суда, — сияли почти так же ярко, как речная гладь, не только под прямыми лучами солнца, но и когда оно закатывалось где-то за Постмасфуртом. А в нижней части причала, где плескалась вода, те же самые балки размякли, потускнели и попахивали гнилью.
Коб удивился тому, как ясно он все помнит. Никогда он не помнил их так ясно, как в свои (хоть и не всегда в это верил) восемьдесят четыре года! Как красочны картины из прошлого! Как хотелось представить, что только прошлое неоднозначно, только оно одно, хоть и знал, что это не так.