Александр Иванович должен был отправиться к Григорию Петрову и переговорить о венчании. Но он долго не мог найти церковь, в которой тот служил, и узнать его адрес. Оказалось, он был преподавателем богословия в Михайловском артиллерийском юнкерском училище и священником домовой церкви училища. Он пользовался казенной квартирой военного ведомства, и все это затруднило поиски, так как никто и не подозревал, что Григорий Петров — военный священник.
Комната, куда провели Александра Ивановича, была уставлена книжными шкафами, а посередине на круглом столе лежали последние номера всех ежемесячных журналов. Когда, знакомясь, Александр Иванович назвал свою фамилию, Григорий Петров спросил, не писатель ли он Куприн. Александр Иванович был приятно удивлен этим вопросом. Завязался разговор о литературе, и Александр Иванович не сразу мог перейти к делу, с которым он пришел.
Когда он задал вопрос о плате за церковь, певчих и прочее, Григорий Петров сказал, что это его совершенно не касается и об этом следует условиться в церковной конторе. Он же сам за исполнение всех церковных обрядов ничего не берет.
В церковной конторе Александру Ивановичу сказали, что среди документов, необходимых для совершения брака, надо предъявить и свидетельство о говении.
На другой день мы отправились в небольшую церковь, которая была недалеко от нас — Косьмы и Дамиана. В церкви службы еще не было, читались только «часы», и Александр Иванович обратился к бывшему там дьячку, объяснив ему, что мы пришли узнать о днях исповеди, так как для бракосочетания нам нужно свидетельство о говении. Столичный дьячок был человек понимающий. Он сразу спросил:
— Вы как хотите — говеть или так?.. Свидетельство я могу вам выписать сейчас. Это будет стоить десять рублей.
Александр Иванович заплатил деньги, дьячок взял паспорта, и очень скоро свидетельство о говении было в наших руках.
По дороге домой Александр Иванович спросил меня:
— А ты веришь, Маша?
— Право, не знаю…
— Знаешь что, давай на всякий случай поверим!
Это будет интереснее.
Когда мы пришли домой и мать спросила нас: «Ну, как вы устроились, когда будете говеть?» — Александр Иванович беззаботно ответил: «Да мы уже отговелись, вот бумага».
Как следует не знаю, была ли моя мать верующей, — обрядов она не исполняла, но считала нужным о вопросах религии всегда говорить серьезно. В последний же год своей жизни она впала в мистицизм — ежедневно читала Евангелие, разные религиозные брошюрки и брошюру Григория Петрова «Евангелие как основа жизни».
— Удивляюсь, — сказала она, — вашему легкомысленному отношению к такому серьезному шагу, как брак. — Заметив, что Александр Иванович улыбнулся, она добавила: — Это не смешно, а очень и очень грустно.