Чарльз со странным выражением лица сунул мне в руку сколько-то лир.
— Вот. Ты заплатишь? Я не знал, что ты говоришь по-итальянски.
Сдавленная в этом гремящем, раскачивающемся трамвае, я поняла, что наделала. От той миленькой недалекой простушки, наружность которой я так старалась поддерживать, не осталось и следа. Только что я отшила двух наглых неаполитанских зазывал. Я чувствовала, как краска заливает мое пылающее лицо и шею.
— Я… я… Когда мне было около тринадцати лет, у меня был друг-итальянец.
Он усмехнулся, раскачиваясь в такт трамваю. Мы ехали по серой от пыли портовой дороге, по сторонам которой располагались полуразрушенные бараки и пакгаузы.
— То, что ты говорила, звучало очень невежливо.
— Боюсь, что так, — призналась я. — Я любила играть иногда с Джованни и его друзьями, хотя мои мама с папой никогда не одобряли этого.
— И это было в Италии?
Трамвай завернул за угол и я поняла, что скоро Stazione Circumvesuviana. Я попробовала уйти от ответа — мы как раз протискивались через толпу пропахших чесноком старух к выходу. Но на улице Чарльз снова взял меня за руку и повторил:
— Ты жила в Италии?
Я не посмела солгать в ответ на прямой вопрос.
— В Милане, — сказала я. — Там работал мой отец. Потом недолго в Рапалло и в Риме. Интересно, как лучше объяснить Чарльзу, что об этом не нужно никому рассказывать. Я готова была поколотить себя за то, что потеряла бдительность. Но почувствовала себя вдруг такой счастливой, что решила отложить разговор до конца дня.
Пускай это время с Чарльзом будет передышкой, решила я. Чудесно было идти с ним вместе по этой несколько мрачной улице, унылое однообразие которой нарушалось оживленными смуглыми лицами, маленькими кафе, вывесками и рекламными щитами на итальянском. Чудесно было провести несколько часов с ним наедине. Когда мы почти подошли к грязно-розовым колоннам маленькой Stazione Circumvesuviana, я украдкой бросила взгляд на его лицо. Он улыбался и выглядел счастливым. Он очень загорел и казался теперь совершенно здоровым. Видно было, как под тонкой рубашкой играют мышцы плеч и спины.
Счастье… Пройдет не так уж много времени, и мне будет непонятно, как я вообще могла забыть о всей этой темной истории. Но сейчас, когда мы входили в здание маленькой станции и шли потом по мозаичному полу, я была просто заворожена. Внутри стоял какой-то сладкий запах, как в парикмахерской. Мне даже люди здесь нравились. Вот восторженно щебечут о чем-то несколько юных монашенок. Вот милая итальянская семья, по всей видимости собравшаяся на загородную прогулку — папа, мама, четверо детей и бабушка. А вот все те же старухи в черном, с переносными рыночными корзинами.