— Нам и здесь хорошо. Мы не хотим…
Эдвард Верритон нагнулся и попытался поймать его руку.
— Давай, давай, сын! Ты совсем разленился, как старый дед!
И тут Гильберт вскочил на ноги и посмотрел прямо отцу в глаза. Его маленькое смуглое лицо стало красным, а глаза засверкали.
— Оставь меня в покое, слышишь?! Ты всегда все только портишь!
Как раз в этот момент Джеймс менял пленку, и мы все напряженно замолчали. Джеймс Верритон, по-моему, не замечал ничего вокруг, кроме вызывающего поведения своего сына.
— Не дурачься, Гил! Я просто хотел доставить тебе удовольствие.
— Неправда! На самом деле, тебе наплевать на наше удовольствие! И тебе совсем не весело. Ты просто… просто…
— Притворяешься, — внятно сказала Кенди и прихлопнула себе рот маленькой загорелой ладошкой.
Мне стало плохо. Я не знала, что делать. Но делать ничего и не пришлось. Каким-то образом отцу удалось схватить их обоих за руки и он уже поспешно тащил их прочь. Уходя, он бросил на нас недоумевающий взгляд и негромко сказал, удивленно сдвинув брови:
— Что они говорят! А все потому, что обычно я вынужден слишком много заниматься делами.
И все трое исчезли на нижней палубе.
И тут я заметила то, на что из-за волнения не обратила внимания раньше. Грэм Хэдли поднялся по лестнице с другой стороны балкона и стоял достаточно близко к нам, чтобы все слышать. Он, по всей видимости, был свидетелем всей этой сцены. На секунду лицо его приняло испуганное выражение, потом он улыбнулся и стал спускаться по лестнице вниз.
Джеймс рылся в своих записях.
— Давайте послушаем еще немного музыку после этой маленькой семейной сцены, хорошо? Бедняга! Здорово ему досталось. Но я знаю, как приходится детям, когда их отец все время слишком занят, чтобы позаниматься с ними.
Мэри, которая лежала растянувшись на надувном матрасе, сказала лениво:
— А он довольно классный мужчина. Лучше бы он обо мне немного побеспокоился. Я танцевала с ним позапрошлым вечером, и это было восхитительно. Тем не менее, с детьми он не очень ладит.
Я ничего не стала говорить. Я все еще чувствовала себя ужасно, потому что припомнила тот разговор между Эдвардом Верритоном с его женой. Дети действительно взрослели… они росли восприимчивыми и наблюдательными. И я была совершенно уверена, что Кенди сказала не что иное, как очень опасную правду. Он может любить своих детей, но если выяснится, что они представляют для него реальную угрозу…
— Что это? — спросил Джеймс, принюхиваясь. — Где-то что-то горит!
— Горит?! — мы все стали нюхать воздух. Снизу действительно поднимался какой-то едкий запах.