но жизнь больше кровь мою не согревает,
она только в голову мне ударяет.
Спасает других, а меня убивает...
- Я написал ему в гетто письмо, - говорит "Вацлав", адвокат Волинский. - Что писал, уже не помню, но слова были теплые. Такие, которые страшно трудно писать.
Я очень тяжело пережил его смерть. Так же, как и смерть каждого из этих людей.
Таких достойных.
Таких героических.
Таких польских.
После Юрека Вильнера представителем ЖОБа на арийской стороне стал Антек.
- Очень был славный и толковый малый, - рассказывает Волинский, только имел ужасную привычку: вечно таскал с собой сумку гранат. Мне это несколько мешало с ним разговаривать: я боялся, как бы гранаты не взорвались.
Одна из первых депеш, которые "Вацлав" отправил в Лондон, касалась денег. Деньги нужны были его подопечным для покупки оружия, и сначала поступило пять тысяч долларов из тех, что сбрасывали с самолетов.
- Я дал их Миколаю из "Бунда", и тут ко мне прибегает Боровский, сионист, с жалобой. Пан Вацлав, говорит, он все забрал и мне ничего не хочет давать, скажите ему сами...
Но Николай уже отдал эти деньги Эдельману, а Эдельман - Тосе, а Тося спрятала их под полотер и, как они вскоре смогли убедиться, здорово придумала, потому что во время обыска у нее перерыли всю квартиру, но никому не пришло в голову заглянуть под полотер. За эти деньги на арийской стороне было куплено оружие.
Тося впоследствии выкупила "Вацлава" из гестапо: кто-то ей сообщил, что его арестовали, и она сразу подумала: "А что, если попробовать пустить в ход мой персидский ковер?" И действительно, благодаря ковру "Вацлава" выпустили на свободу. "Но ковер был, правда, прекрасный, - говорит Тося. Знаешь, такой бежевый, гладкий, с бордюром по краям и медальоном посередине".
Тося - доктор Теодозия Голиборская - последняя из врачей, занимавшихся в гетто исследованием голода, приехала на несколько дней из Австралии, так что у адвоката Волинского сегодня многолюдно, оживленно, шумно и все наперебой рассказывают разные забавные истории. Например: сколько было хлопот у "Вацлава" с ребятами из ЖОБа, которые чересчур поспешно расправлялись с агентами. Сперва полагалось вынести приговор, а уж потом приводить его в исполнение, а они являются и говорят: "Пан Вацлав, мы его уже убрали". Что тут было делать? Пришлось писать в группу "стрелков", чтоб хоть задним числом составили этот приговор.
Или: помните историю с тем большим сбросом? Пришло сто двадцать тысяч долларов...
- Погодите, - вмешивается Эдельман, - разве там было сто двадцать тысяч? Мы получили только половину.