— С кем же ты это будешь делать? — спросил Василий.
— Как с кем? А Егорка? А Павел Жилко? Их немцы не взяли, потому что еще года не вышли. И таких есть в деревне — о-го-го! — немало. А взрослые, которых немцы забраковали? Мы еще повоюем!
— Ты прав. — согласился Василий, — если так, работу надо продолжать. Очень прошу держать в курсе всего, что у вас происходит, и нас.
После этого разговора Петр Смычков бывал в Прошках часто. Как-то сообщил, что подпольщики его группы создали склад оружия. В другой раз — что разоблачили, а затем убрали фашистского доносчика Василия Наумова и тайного агента полиции Максима Рачковского.
— Теперь полицаи ведут себя как пугливые зайцы, — сказал он с гордостью за своих ребят. — А бургомистр — Сашка Крюков, тот даже стал заигрывать с населением. Доберемся и до него!
Но однажды Смычкова было прямо не узнать. Пришел грустный, подавленный.
— Опять что-нибудь стряслось? — тревожно спросил Василий.
— С нами-то ничего, — ответил Петр, — а вот с теми, кого вывезли… Он протянул Василию помятый лоскуток серой бумаги. На нем расплылись неровные строчки.
— Письмо из Германии? — пробежав глазами начало, догадался Василий. — Как же оно дошло? И почему оказалось у тебя?
— Потому что девушка, которая его послала, сумела перехитрить немецкую цензуру, — объяснил Смычков. — Она заранее договорилась с матерью, что, если ей будет плохо, напишет «хорошо», а если будет терпимо, напишет — «отлично».
И вот жители Рыльков читают это страшное письмо, в котором дочь пишет матери о том, что живется ей в Германии хорошо. Что она ест один белый хлеб, но ей очень хочется черного. Она там настолько сыта, что семь картофелин ей хватает на целых два дня. Письмо пошло по деревне, из дома в дом. А теперь Смычков принес его в Прошки, чтобы показать своим друзьям.
Комсомольцы были потрясены. За короткими строчками внешне безобидного текста они увидели большое человеческое горе, невысказанную тоску. Стало мучительно жаль незнакомую девушку, которой выпала такая тяжелая участь. Вместе с этим в сердцах молодежи усилились гнев и ненависть к поработителям, искалечившим жизнь многих сотен тысяч людей.
Когда Василий показал письмо из Германии Григорию, тот, не задумываясь, заключил:
— Надо разоблачить фашистскую ложь. Рассказать молодежи настоящую правду о жизни на чужбине. Не сегодня-завтра вывозка на работу в Германию начнется и у нас. Срочно нужна листовка.
— А кто напишет?
— Попробую сам, — сказал Григорий.
Но мысль о листовке пришла в голову не ему одному. Всю ночь не могла уснуть под впечатлением прочитанного письма Женя Фроленок. Перед глазами стояла девушка с грустным исстрадавшимся лицом, девушка-былинка, затерянная в чужом краю. Женя не выдержала, зажгла коптилку. Взяла с полки школьную тетрадку. И как-то сами собой потекли, полились строчки.