— Японский — ни в коем случае! — возразил Захребетенко. — Его обязательно жена заберет.
— А если, — внес я предложение, — пойти к директору фабрики головных уборов и так прямо и рассказать? Может, поймет?
Все меня поддержали. И на следующий день мы посетили директора фабрики. Он очень мило нас встретил и сказал, что, хотя индивидуальных заказов они не принимают, он сделает для нашего Тетери исключение.
И вот настал торжественный момент. После проникновенной речи старшего группы Захребетенко, поэтического поздравления Карасика, трогательных напутствий Лыковца и Непомнящего я под аплодисменты преподнес Тетере большую круглую коробку со шляпой 66-го размера.
По нашему требованию он тут же ее примерил.
— Ну и красавец! — радостно воскликнул Карасик.
— И родная жена не узнает! — отметил Лыковец.
— Смотри, чтоб не украли, — посоветовал Непомнящий.
А я молча пожал Тетере руку.
На глазах у него были слезы. Он смотрел на меня с ненавистью.
— Какие вы все завистливые! — сказал он. — Не терпите, когда человек имеет хоть какие-нибудь преимущества!..
— А директора снимать собираются! — выпалил с порога счетовод Серничук.
Никто не среагировал на его сообщение. Лишь Серебристый, на миг оторвавшись от бумаг, кисло заметил:
— Это уже целую неделю всем известно.
Серничук обиженно сел за стол и принялся крутить ручку арифмометра. А меня вдруг осенила гениальная мысль. Я вышел из комнаты и направился в кабинет директора.
— Федор Тихонович, позвольте на минутку?
— Я занят, — хмуро ответил директор.
— Знаю, все знаю, — сочувственно сказал я, без приглашения усаживаясь в кресло. — Но вы должны меня выслушать.
Директор отложил ручку и с интересом взглянул на меня.
— Услыхай, что вас снимают или собираются снять, я не мог не прийти…
— Почему?
— Потому что считаю это колоссальной несправедливостью! — гневно сказал я.
Глаза директора округлились от удивления.
— Поймите меня правильно, — продолжал я. — Никогда бы я не решился вот так запросто прийти к вам, если бы не подобные обстоятельства. Тот факт, что я избрал для визита именно такой, можно сказать, трагический момент в вашей жизни, доказывает, что я делаю это с честными намерениями.
— Ничего не понимаю, — пожал плечами директор.
— Вообразите, что месяц назад я пришел бы сюда и сказал: «Дорогой Федор Тихонович, я очень и очень уважаю вас». Вы бы восприняли это как обыкновенный подхалимаж. Решили бы, что мне от вас чего-то надо — новой квартиры или там повышения. А когда я вам в глаза говорю теперь эти слова, вы понимаете, что это сказано честно и никакой корысти у меня нет… Так вот, зная, что, возможно, это наш последний разговор, я и пришел только для того, чтобы сказать: «Федор Тихонович, я считаю, что вы образцовый директор, а самое главное — чудесный человек».