— Немешаев! У тебя есть шанс, если не будешь дураком! — снова слабо, издали забасил подполковник, а лайка гавкнула.
— Сам дурак, — ответил Артем негромко.
Он себя не расслышал, что уж говорить про подполковника.
Хорошо наверху: далеко видно, тучи, быстро меняя очертания, проносятся над головой. Никто тут не достанет, только идти некуда. Все-таки некуда! От этого тоска приходит неминуемо, как приходит теперь вечер, а расслабляться нельзя — тогда конец. Рискнуть, попробовать прыгнуть? Или вернуться, сдаться? Размахивая картинами, выговорить особые условия? Нет, так только в кино бывает. Никто никогда не держит слова. Все врут. Веры нет никому.
Самый худенький и мелкий из троих стоявших в ивняке тоже решил подключиться к уговорам:
— Немешаев, верните картины! Это будет учтено судом!
Мерзкий, хилый комариный голос. Черт, и тут баба! А ведь Артем издали принял эту фигуру за неказистого мужичка!
Присутствие какой-то бабы здесь, на болоте, в виду моста, вознесшегося к небесам, казалось диким, невозможным, оскорбительным. Артем понял, что ни за что назад не повернет. Нет, он не вспоминал сейчас женщин, которых любил и ненавидел. Он вообще теперь мало что о себе помнил. Он только знал: назад нельзя, там конец. Ужас, позор и конец. А если вперед? Разве не бывает чудес?
Он отступил по неровным кирпичам, сделал несколько шагов и прыгнул.
— А-а-а-а! — тонко закричала Вероника и побежала к краю воды, хлюпая кроссовками по грязи. Черная с подпалами Найда наконец залаяла всласть, Джанго ответил басом с насыпи.
Вероника, девушка неробкого десятка, быстро взяла себя в руки. Сложив из ладоней рупор, она закричала отчетливо и пронзительно:
— Немешаев! Не двигайтесь! (Ах, сделайте, чтобы собака замолчала! Спасибо!) Не дергайтесь, Немешаев! Постарайтесь принять горизонтальное положение! Главное, никаких резких движений! Не шевелитесь!
Все это она кричала тому месту на темной поверхности воды, которая только что всхлипнула, чтобы принять в себя Артема Немешаева. Шевелился ли он там, где нет ничего, никто не знал. Вероника, участковый Кузин и Стас были слишком далеко и не могли рассмотреть, что такое та медлительная рябь, которая возникла меж устоев моста, чуть поколебалась и успокоилась.
— Не кричи так, дочка, — сказал Палыч, — не поможешь. Конечно, когда сначала по щиколотку увяз, потом по колено, ты права, лучше распластаться. Только он солдатиком ухнул с верхотуры и сразу в трясину ушел. Царствие небесное, как говорится. Хотя плохой был человек, девчонку загубил.
— Еще картины с собой утащил, — добавил Стас и плюнул прицельно, в гряду пузыристой тины.