Как и большинство современных художников, Настя не делала культа из натуры. Но иногда попадалось ей нечто такое, чего выдумать нельзя, и оставалось только написать как есть. Это желтое дерево с синей тенью давно ей приглянулось, и вот сегодня этюд был готов и удался. Настя прислонила его к стене в мастерской Самоварова. Сидя напротив, на громадном полуампирном диване, она придирчиво оценивала свою работу — сначала отворачивалась, потом снова смотрела во все глаза.
Самоваров всегда восхищался живописью своей красавицы жены. Дерево, которое по утрам отбрасывало длинную тень, было известно ему много лет, но лишь сегодня он понял, какое это чудо. Он собирался сказать об этом Насте, но пока было нельзя: на том же диване, только в другом его углу, сидела Вера Герасимовна и жаловалась на судьбу. Вернее, на козни и интриги, которые свили гнездо в музейном гардеробе.
— Я, Коля, давно собиралась открыть тебе глаза на то, что вытворяет Ренге. Он подсиживает меня. Спит и видит выжить меня вон и притащить на мое место своего друга-держиморду. А ведь я двадцать лет отдала искусству!
Это была сущая правда, хотя Вера Герасимовна несколько округлила дату в свою пользу. Закончив карьеру машинистки в горисполкоме и выйдя на пенсию, она заступила на вахту у музейной вешалки. Именно она сосватала на работу в музей своего соседа Самоварова. Было это пятнадцать лет назад. Самоваров, юный опер, после тяжелого ранения не стал тогда возвращаться в милицию (ему предлагали унылое место в архиве). Будущее представлялось ему невнятным и тоскливым.
Вера Герасимовна так не считала.
— Ты просто обязан влиться в наш коллектив, — говорила она. — Музею срочно требуется реставратор мебели. Горлов наш совсем спился и сбежал в какую-то жилконтору. Я уже рекомендовала тебя. Коля, не упрямься, ты справишься. Вспомни, как ты починил табуретку Ермаковым!
Самоваров пробовал разъяснить Вере Герасимовне разницу между стандартной табуреткой и музейными раритетами.
— Вздор! — отрезала Вера Герасимовна. — Мебель есть мебель. Не позорь меня: я обещала руководству, что завтра же ты приступишь к работе.
— Но у меня нет специального образования!
— А школа милиции? Это наших дам очень впечатлило. Нечего дома сиднем сидеть — сходи хоть глянь, как у нас хорошо.
Самоваров сходил и согласился: хорошо. Все-таки бывший генерал-губернаторский дворец! Чугунная лестница, картины, паркетный простор, сладкая тишина… Даже в мастерской спившегося Горлова, которая завалена была бычками, засохшими кистями, ломаной фанерой и прочим мусором, было хорошо. В полукруглые окна лился закат, виден был музейный двор, тихая улица и много неба. И стены толстейшие, как в средневековой фортеции.