Царь Аттолии

Пролог

Царица ждала. Сидя у окна она наблюдала, как постепенно зажигаются огни в городе, сопротивляющемся наступлению долгих сумерек. Солнце опустилось за горизонт несколько часов назад, но за окном не было темно. Фонари и факелы будут гореть всю ночь, а люди переходить от одного праздничного стола к другому до возвращения солнца и, пошатываясь, разойдутся по домам только на рассвете. Они с танцами, музыкой и вином отмечали великое событие, которое, как им казалось, не наступит уже никогда. День свадьбы их царицы. Теперь она сидела у окна, глядя на огни, прислушиваясь к музыке и ожидая мужа.

По обычаям Аттолии женщина сама шла к мужу в первую брачную ночь. В Эддисе мужчина шел к своей невесте. Они решили сохранить обычай Эддиса. Эддисийцы могли убедиться, что царица склоняется перед обычаями своего молодого мужа, но с точки зрения аттолийцев их царица ни в чем не поступилась традиционными обязанностями жены. Политические уступки, осторожное маневрирование — всего лишь танец теней вокруг истинной сути события: брака двух любящих людей. Сегодня она отдала судьбу своей страны в руки Евгенидиса, обменявшего все свои честолюбивые надежды на право стать ее царем.

Посреди шумного дворцового зала за изобильным столом в ярком свете разноцветных фонарей Орнон, посол Эддиса, подавил зевок и сыто улыбнулся, мысленно поставив точку на будущем бывшего Вора Эддиса. Они с Евгенидисом были старыми недругами, и лицезрение Вора, скованного узами суверенитета, согревало сердце опытного политика. Это чувство принесло ему больше удовлетворения, чем любая тщательно взлелеянная месть. Царица Эддиса, казалось, прочитала его мысли и с другого конца зала одарила взглядом, заставившим его быстро выпрямиться на стуле, сделать еще глоток вина и, не меняя выражения лица, повернуться к соседу справа.

На дворцовой стене молодой часовой смотрел на город почти с тем же выражением, что и царица Аттолии из своего окна. Ему не довелось участвовать в торжествах, но не будучи любителем выпивки и драк, он не роптал против своей участи. Ему нравились эти одинокие часы в вышине над дворцом. Одиночество и время, проведенное вдали от шума казармы и болтовни товарищей, давали ему возможность подумать. Честно говоря, эти дежурства были даже удовольствием. Сегодня можно было не опасаться никакой внешней угрозы: ни кораблей Суниса, стремящихся к гавани, ни вражеской армии спускающейся с холмов на равнину. Самый опасный враг Аттолии перестал быть врагом и больше не попытается тайно проникнуть во дворец, думал он. Костис мог с тем же успехом проспать свое дежурство, тем не менее, он быстро выпрямился и зорко уставился в темноту при появлении капитана.