Сперва Алена шла с богомольцами и богомолицами, что направлялись в Псков, потом — с теми, что домой возвращались. Выбирала старушек, поскольку еще не набралась после родов силы, да и мало ей, комнатной девке, в жизни ходить довелось. Лишь за Порховом оказалась она одна. Да уж недалеко оставалось…
— Бог в помощь! — с тем Алена поклонилась двум женщинам, что шли навстречу с полными кузовками грибов, покрытых листьями.
— И тебе бог подай, желанная, — отвечала старшая из них.
— Далеко ли до Ясок?
— А вон мимо леса тропкой пройдешь, потом — через поле, там будет тебе речка Шелонь, пойдешь бережком вниз по течению — тут и будут Яски.
— Спаси господи, — отвечала Алена монашеским обычаем и поклонилась в пояс.
— Помолиться идешь, девушка? — спросила другая грибница, помоложе.
— И помолиться тоже, — сказала Алена.
— Это ты хорошо надумала, — одобрила старшая. — Там недавно срубили новую церковь, образа издалека привезли, царские врата в самом Пскове заказали резать. Мы туда теперь будем по праздникам ходить.
— Церковка еще не намоленная, — подлаживаясь под тон старшей собеседницы, добавила младшая. — Батюшка приехал недавно — строгий, говорят! Баб так на исповеди пытает — страсть! Всё ему расскажи, во всем повинись, и что было, и как! И епитимьи накладывает — одна другой суровее! Разве ж я не вольна со своим венчанным мужем…
— Цыц, нишкни! — призвала ее к порядку старшая женщина, видать — свекровь. — Кто ж им, дурам, виноват, что языки без костей? Сами на себя хулу возводят — а потом и жалуются. Вот Анисье-вдове и досталось — по сто и сорок поклонов что ни день класть. А за что? Сон срамной видела, на исповеди сдуру рассказала, а батька как загомонит — в себе блуд творишь, окаянная! И назначил — сто и сорок поклонов! Что ни день! А бабе — за пять десятков, отяжелела, колени не гнутся! Ох!..
Спохватившись, что рассказывает эти страсти незнаемой богомолице, свекровь (а может, и не свекровь, однако ж и не мать) быстро закрестила грешный рот и замолчала.
— Прости, господи! — стараясь, чтобы в голосе не было ни малейшей укоризны, произнесла Алена. — А что, жива ли еще в этих краях Устинья Родимица? Ее еще Кореленкой прозвали.
— Родимица? — Обе грибницы, старая и молодая, переглянулись.
— На что она тебе, девка? — грубовато спросила та, что старше.
— Проклятье снять, — честно отвечала Алена.
— Ох, на это она горазда! Что наложить, что снять! Ну, девушка…
— Укажите дорогу — век за вас Бога молить буду, — попросила Алена.
— Раз уж ты в храме Божьем не смогла проклятье отделать… Сильно, видать, тебя порушили! Ладно, велик Бог… попущает… — загадочно сказала старшая. — Ступай, как сказано, только не вниз по течению пойдешь, а вверх, и пойдешь ты, раба Божья, пойдешь… пойдешь… Увидишь — речка в Шелонь впадает, Северка. А там уже будет лес густой и непроходимый.