— Ты ж Рязанка! — удивилась Алена.
— Батьке прозванье было Рязанец, Никита Рязанец, и нас, дочек, Рязанками кликали, — объяснила Степанида. — А способность-то к силе от матери наследуют. Что же нам с твоей силушкой-то буйной делать, как с нею быть?
— А я почем знаю? Скажи лучше, что платы возьмешь.
— Хоть ты меня от гибели спасла, а плату брать буду, — подумав, решила Рязанка. — Проклятье твое вот каково — твою матушку, девка, на семь гробов разделили. С семи гробов землю брали да над распутьем метали, чтобы в семь гробов она людей уложила, и каждый у нее жизни седьмую часть заберет. Ты в утробе еще была, мать как родила тебя — скоро померла, не успев никого погубить. Вот на тебя всё и пало. Как седьмой гроб исполнится — тут тебе и не жить.
— Знаю… — буркнула Алена. — Дед Карпыч растолковал.
— Дитятко твое — то, видать, был первый гроб.
— Третий… — вспомнив Дунюшкиных сыночков, Пашеньку да Алексашеньку, Алена вздохнула. Знать бы — так близко бы она к Дуниным деткам не подошла, в сибирскую украину бежала бы — лишь бы они жили…
— А первые два?
— Младенцы, ангельские душеньки.
— Уж и четвертый гроб закопан.
— То — дед Карпыч. Он нарочно меня при себе держал, чтобы проклятье его в могилу загнало, а не Афимьюшку, — объяснила Алена. — Он мне и растолковал, и к Кореленке послал…
— А он как учуял? — полюбопытствовала Степанида. — Стар ли был дедка-то?
— Стар, обезножел… У него сыну уж, Петру Данилычу, лет пятьдесят стукнуло! — вспомнила Алена.
— Данила Карпыч, стало быть? А знаешь, был на Москве такой ведун Данила — не твой ли дед?
Алена пожала плечами.
— А я в пятый гроб ложиться не хочу. Рановато мне, — продолжала Рязанка. — Губишь-то ты тех, кто тебе дорог, кому сама дорога. А мы с тобой сладимся, как купец с покупателем, ты деньги платишь, я ведовским товаром тебя снабжаю. Глядишь — и обманем твое проклятье.
— А разве можно обмануть?
— Проклятье — оно в словах заключается, и именно слово силу имеет, — объяснила Рязанка. — Кабы сказано было, что все, с кем ты торг ведешь, в те гробы угодить должны, ты бы семерых купчишек давно уж похоронила, да и сама богу душу отдала.
Тут Алена крепко задумалась.
— Берешься ли ты такое мерзкое проклятье отделать, Степанидушка? Гляди, мою силу тоже ведь можно в ход пустить.
Ворожея задумалась.
— Пожалуй, что и смогу. Но знаешь ли, Аленушка, что для того особый день нужен?
— А что за день?
— Ты ведь на Алену равноапостольную родилась? Так вот, он и нужен.
— Так то ж в мае!
— В мае, — подтвердила Рязанка. — Но к тому деньку крепко подготовиться надобно. Зиму учиться будешь, весной проклятье отделаем.