Судовладелец покосился, но Мартини говорил вполне серьезно.
Алена глядела во все глаза на мастера Ребуса — вот он, обещанный, вот он, угаданный! Статен, в плечах широк, сразу видать — силен. Но есть в лице что-то неприятное, как если бы Алене своя сестра ведунья сделала отворот от этого дородного немца. Вот кто ей нужен, чтобы раздобыть камень Алатырь. А коли потребуется за тот Алатырь лаской заплатить — пусть, ласки не жалко. Хотя… не ему ласка ведь предназначена, ох, не ему… как же быть-то? Ведь именно этой платы потребует!
Пока Алена, верно угадав, что единый взгляд ее с мастером крепко соединил, мучалась, Даниэль Ребус, как бы не замечая, что в комнате есть еще и женщина, показывал диковины мужчинам.
Была там лежащая в крошечной коробочке черешневая косточка, на которой, коли взглянуть на прилагаемое к коробочке увеличительное стекло, были видны вырезанные человеческие лица. Все поглядели в стекло, пробовали счесть лица, не смогли и подивились. После чего мастер Ребус с великим бережением вынул укладку, а из укладки — диковинную посудину, как бы из мутноватого стекла, с длинным носом и с торчащей вбок толстой, прозрачной же, трубой. По бокам посудины вилась резная ветвь с крупными завитками, что живо напомнило Алене персидские тафты да атласы.
Даниэль Ребус поставил это странное приобретение на широкую ладонь и дал присутствующим обозреть ее, на лицо же напустил восторженную гордость.
— Вижу, вижу, что вам неслыханно повезло, — сказал Данненштерн. — Но не могу понять, чем вы нас осчастливили. Это ведь, если не ошибаюсь, горный хрусталь?
— Вы не ошиблись. Но если вы догадаетесь, что я приобрел, то я подарю вам эту драгоценность вместе с документом, — отвечал Ребус.
— У нее имеется документ? — удивился Мартини.
— И еще какой! Подлинный, прекрасно выделанный пергамент, и я даже боюсь определить, сколько ему столетий.
Пергамент оказался в том же сундучке, заботливо запеленутый в холстину. Его распеленали, развернули и с великим недоумением принялись разбирать старинный почерк. Аптекарь прочитал несколько слов, явно не поняв их смысла, и вопросительно поглядел на Данненштерна.
— Такого языка в природе нет, — уверенно заявил купец. — Послушайте, Даниэль, кто вам подсунул эту вещицу с документом? И сколько вы за нее отдали?
— Если более шестидесяти четырех талеров, да еще дали кому-нибудь на чулки, то пальма первенства принадлежит вам! — вставил ехидный Мартини, и Данненштерн рассмеялся, а судовладелец надулся.
— Что за шестьдесят четыре талера? — осведомился Ребус.
— Их заплатил брат Ганса за фальшивую мандрагору. Вот она, в штанах…