— О боже! — с неизъяснимым презрением к одетой мандрагоре и ее покупателю произнес Даниэль Ребус. — Нет, тут и сравнения быть не может, господа мои. Перед вами подлинное сокровище! Подлинное!
— Так скажите же наконец, что это такое! — потребовал судовладелец. — Вы смеетесь над моей мандрагорой, а как бы не пришлось еще громче посмеяться над этим куском горного хрусталя!
— Не кощунствуйте, сударь, — одернул его мастер Ребус. — Все вы, господа, читали Священное Писание, все вы помните притчу о семи мудрых девах и семи неразумных. Вы помните, что в час прихода жениха в светильниках разумных дев было масло, и они приветствовали его, а неразумные не смогли и не были впущены в дом.
— Эту притчу толкуют детям в школах, — сказал Мартини. — Не хотите ли вы сказать, что перед нами — светильник, принадлежавший одной из мудрых дев?
— Да! Да! — воскликнул Даниэль Ребус. — Это он и есть!
Судовладелец разинул рот — это было еще почище мандрагоры в штанах.
Данненштерн и Мартини переглянулись.
— Для вещицы, которой не менее восемнадцати столетий, светильник выглядит более чем превосходно, — заметил купец. — Как будто вчера вышел из рук шлифовальщика.
— Он станет украшением моего собрания редкостей, — заявил мастер Ребус. — Непременно нужно будет известить пастора Глюка, иначе обидится…
— Какая жалость… — пробормотал вдруг аптекарь. — Ах, какая жалость…
— Что вы имеете в виду? — спросил Даниэль Ребус.
— Когда я пятнадцать… нет, шестнадцать лет назад был в Потсдаме, мне предлагали купить совершенно такое же изделие. Но его родиной называли Египет. И принадлежал он не мудрой деве, а кому-то из египетских султанов. При нем и грамота имелась, в которой можно было разобрать примерно столько же, сколько в вашем пергаменте.
— На турецком языке? — уточнил судовладелец, проникшись аптекарским ехидством.
— Я полагаю, на арабском. Такие светильники, я полагаю, и по сей день мастерят в Египте из горного хрусталя. У него была точно такая же надпись на боку… Возможно, цитата из Корана. Это арабские буквы, Ребус. И такими буквами во времена Господа нашего Христа не писали. Да и Корана тогда еще не было. Жаль, жаль, что я не приобрел его. Я бы отдал его вам в обмен на ваше чучело крокодила, и у вас на консоли стояли бы очаровательные парные светильники…
Даниэль Ребус внимательно оглядел собеседников.
Данненштерн похлопал его по плечу, что означало — не расстраивайтесь, друг мой, со всяким могло случиться…
Круглое лицо мастера Ребуса вдруг преобразилось — уголки рта повисли, брови встали домиком, раздался глубочайший вздох.