— Какое проклятье, светик?! — Кулачиха от любопытства так к Алене подвинулась — чуть со скамьи не спихнула.
— Меня в материнской утробе прокляли, так верные люди объяснили.
— А что ж за люди? Может, такие, что соврут — недорого возьмут?
— Да нет — ворожея Рязанка.
— Ну… Эта правду ведает…
— Так, значит, более ничего и не скажешь?
— Кабы знала! — Кулачиха искренне пригорюнилась.
А рукой меж тем накрыла полтину, да так плотно — словно рыбьим клеем ладонь к лавке прилепилась… И всем видом баба давала понять — более от нее никому и ничего не добиться.
— Дунюшке… государыне Авдотье Федоровне от меня исхитрись поклон передать, — попросила Алена. — Пусть ей скажут — жива, мол, весной дам о себе знать.
— Да уж исхитрюсь, светик!
Горестная Алена убрела по Солянке. Вот ведь — поклон от родимой матушки… Рабы Божией Настасьи…
И остановилась, ахнув громко. В Успенском соборе сегодня была, бабьей своей дурью Спаса Златые Власы донимала, а две свечечки жалкие за упокой души рабы Настасьи и раба Дмитрия поставить забыла!
Всё одно к одному… Вернулась в Москву — решительно всё не заладилось. Рязанка не согласилась раньше срока проклятье отделывать — это раз. Нечем поклониться Владимиру оказалось — два. То-то баба задним умом крепка… Кулачиха ничего путного не сказала — выходит, три. Да еще свечки…
Может, много лет назад Алена забилась бы в уголок от всех своих несчастий — поплакать тихонько. Теперь же постояла, вздохнула шумно и ускорила шаг. Не печаль, а злость в ней проснулась. Не на себя, разумеется.
Давно уж Алена ни в чем себя не винила.
Может статься, с того самого дня, как проведала о своем проклятье.
Всё, что в ее жизни случалось не так, отныне было не ее виной. А когда заполучила от Кореленки силу (смех и вспомнить, как тогда перепугалась!), так и вовсе уверовала в то, что предназначение ее в этой жизни — особое. Ворожеям-то Господь попускает — вон они и порчи напускать умеют, и травки ядовитые знают… Видно, то добро, что они силой своей творят, их малое зло перевешивает…
Взять ту же порчу. Ведь не на первого встречного напускают — а поделом она кому-то достается. Может, как раз их рученьками Господь свой правый суд вершит?
Додумавшись до того, что ее руки, возможно, для того и потребовались Богу, чтобы наказать вора и душегубца Федьку, Алена продолжила приятные размышления.
Вот ведь хорошим людям, Петру Данилычу с семейством, она вовеки бы вреда не причинила. И доброй купчихе Калашниковой, которая безоглядно выполнила послушание — спасла от смерти незнакомую девку… Стало быть, как в сильном обереге сказано, — послал ее Господь с неба на землю, подвязал ее Господь медным поясом, закрыл ее Господь медным котлом, замкнул ее Господь на тридевять замков, ключи отдал матушке Пресвятой Богородице, чтобы она бесстрашно Его святую волю творила…