— Так кричала ж, что купецкая вдова! — Алена узнала этот обиженный басок.
— Вдова, вдова… Ты на нее глянь — какая она тебе купецкая вдова? Заморыш!
— Завралась девка, вот что…
— Так сами ж орали — вот те, Федька, купчиха, давно поджидал!
— Вот те и купчиха!..
— Впредь те, бабушка, наука — не ходи замуж за внука!
Грянул хохот, но сразу смолк.
— Пес! — услышала Аленка звонкое, резкое, удару плети подобное словцо. По общему покорному молчанию поняла — пришел хозяин. Атаман. Сам Баловень.
Она приподнялась, опершись на локоть, открыла глаза и увидела стоявшего прямо перед ней мужика средних лет, чернобородого, в меховом колпаке и распахнутой короткой шубе. Стоял он, росту вроде и среднего, — руки в боки, глаза в потолоки, выпрямившись да вытянувшись, и потому смотрелся вровень с долговязым, да понурившимся Федькой.
— Девство рушить — последнее дело, — произнес этот мужик, и голосишко вроде был тонковат, не по чину, а слушали, не перебивали. — Девок обижать — грех, Бог накажет. Баба — у той не убудет. Говорила она тебе, что девка?
— Да мало ли что она говорила, я и не слышал… — признался сдуру Федька.
— Когда дурак умен бывает? — спросил атаман, оборотясь к сгрудившейся за его спиной ватаге, и сам же себе ответил: — Коли молчит! Ты, Федя, у нас не просто дурак, а дурак впритруску!
Раздался смешок.
— Да ладно тебе, Баловень, — обратился к остроумцу мужик постарше. — Что делать-то с девкой? Отпускать-то — никак…
— Вот то-то и оно…
Тут вдруг Федьке взбрело на ум, что есть способ поправить дело.
— Дядька Баловень!
— Ну?
— Я на ней женюсь!
— Ого! — Такое отчаянное решение изумило Баловня до чрезвычайности. И прочие также остолбенели.
— Жених, блудлива мать… — заметил кто-то незримый.
Аленка села и одернула подол.
— Очухалась, дура? — Оказалось, что всё это время возле нее стоял еще один налетчик, он-то и протянул руку. — Подымайся! Кланяйся атаману.
Ноги Аленку не держали — едва ощутив ступнями землю, рухнула она перед Баловнем на коленки.
— Христа ради, не погуби…
— Да уж погубил тебя наш дурачина, — заметил Баловень. — Детинушка — с оглоблю вырос, а ума не вынес!
— Да женюсь я! — с пронимающим душу отчаянием завопил вдруг Федька. — Сказал — женюсь! Христом-богом!.. Сказал же! Все слышали — же-нюсь!
* * *
— Возьмешь высевок шесть щепоток, — озадаченно повторила Алена. — Размочишь в теплой водице. Размочила, ну?.. Мерку муки заваришь крутым кипятком, истолчешь пестом… Истолкла, ну?.. Пусть остынет, чтобы палец не жгло… Не жгло, ну?.. Смешаешь с размоченными высевками… Выйдет опара. Поставишь всходить…