Ничего Аленка в этой жалобе не поняла.
— Пшена обещал — где пшено? Кормить тебя нечем, один хлеб.
— Я сала принес.
Аленка обрадовалась, но, войдя в избенку, увидела на столе это сало — и пригорюнилась. Его Федьке стало бы на один кус.
Федька вошел следом, смотал с рук ремни кистеней и положил оружие на стол.
— Да ты в своем уме? — Аленка смахнула эту гадость на земляной, каменно утоптанный пол.
Федька остолбенел.
— На стол хлеб кладут, Божье благословеньице, — объяснила Аленка. — А ты что положил? Креста на тебе нет!
— Есть крест… — буркнул Федька. — А что, кашу не варила? Мы бы сала потолкли — да в кашу!
— Из чего? Из коры осиновой?!
Огрызнувшись, Аленка принялась резать хлеб.
— Да ты и печь сегодня не топила, — обратил внимание Федька.
— А ты дров нарубил?
— Нешто я тебе воксарей не заготовил?
— Заготовил — осиновых! Мне бабы сказали — осиновые дрова не топкие. Не лезь под руку — порежу!
И это было серьезной угрозой — хоть и туповат ножик, а выставила его Аленка бестрепетно, да и досталось бы Федьке поделом — вздумал сзади приласкаться!
— Да что ж ты косоротишься! — в отчаянии воскликнул Федька. — Нешто я тебе не жених? Нешто я тебя не балую? Вон давеча дуван хабарили… тьфу, хабар дуванили… дуван дуванили… Четыре подводы добра! Я тебе припас… Мужики грошались…
— Хоть бы ты по-христиански говорить выучился! — снова возмутилась Аленка.
— По-христиански-то я могу, я вот еще по-нашенски не умею! — отвечал сердитый Федька. — Ну, говорю же — мужики со смеху животы надсадили!.. Баловень заглянул в укладку — ну, говорит, лягушка тебя заклюй! Ты, говорит, Федя, все наши грехи замолишь! Посадим тебя вышивать пелены к образам!
— Какие еще пелены к образам! — Аленка почувствовала, что на нее накатывает ярость, даже затрясла зажатым в кулачке ножом. — Да ты и иголку-то взять не умеешь!
— Да к чему мне иголка?! — Федька от возмущения, что Аленка никак не поймет его, возвысил голос до того, что прорезалась в нем неожиданная плаксивость. — Я, чай, мужик! Я тебе припас! Да вот же, погляди! Мы хабар дуванили…
Тут лишь Аленка, проследив направление его чумазого перста, увидела небольшую, но нарядную укладку, узорным железом окованную и с круглой ручкой на крышке, чтобы удобней брать.
— Это что еще? — насторожившись, спросила она.
— Да тебе это, тебе брал!
Аленка, положив нож, торопливо откинула крышку.
Полна была укладка узелков с узелочками, стопочек тонкого полотна, увязанных шелковых и бархатных лоскутков. Она стала выкладывать всё это нежданное богатство на скамью, разворачивать — и вдруг, сама того не ожидая, обрадовалась несказанно.