В юности я не раз страдал от чрезмерной близости к игорным столам всех мастей и с ужасом наблюдал, как ее высочество Фортуна отдавала чьи-то деньги, необязательно мои, другому. Как человек бывалый, который готовился разменять третий десяток, я отлично знал, что нельзя позволять себе с головой окунаться в мир таких опасных вещей, как игральные кости и карты, этих орудий зла, — они сулят человеку надежду, а затем разбивают его мечты. Однако в редких случаях, когда кошелек мой наполняло чье-то чужое серебро, я делал исключение из этого правила. Если же этот кто-то задумал махинацию, которая гарантировала, что кость упадет или карты сложатся в мою пользу, так еще и лучше. Люди, которые придерживаются чересчур строгих моральных принципов, могут сказать, что получение преимущества столь бесчестным образом свидетельствует о том, как низко может пасть душа человека. Подобные люди сочтут, что мелкий воришка, душегуб или даже изменник родины лучше, чем мошенник за игорным столом. Возможно, так оно и есть, но я был мошенником на службе у щедрого покровителя, и это обстоятельство, по моему мнению, развеивало любые сомнения, если таковые были.
Я начинаю свое повествование с ноября 1722 года, когда прошло всего каких-то восемь месяцев после событий, связанных со всеобщими выборами, которые я описал в своем предыдущем рассказе. В начале того года грязные воды политики захлестнули Лондон, да и всю страну, и, схлынув, не сделали нас чище. Еще весной люди сражались, как гладиаторы, в услужении у того или иного кандидата, у той или иной партии, а осенью все выглядело так, будто ничего важного не произошло, а попустительство парламента и Уайтхолла продолжалось как ни в чем не бывало. Следующие выборы предстояли не ранее чем через семь лет, и люди уже не смогут вспомнить, что вызвало такой ажиотаж во время предыдущих.
Бурные политические события нанесли мне много ран, но моя репутация ловца воров в целом даже укрепилась. Обо мне писали в газетах, и хотя то, что могли обо мне сказать писаки с Граб-стрит, было по большей части совершенно непристойно, я стал знаменитостью и с тех пор не испытывал недостатка в клиентах. Безусловно, были и такие, кто предпочитал держаться от меня подальше, опасаясь, как бы предпринимаемые мною розыски не привлекли слишком много внимания, по скверному обыкновению. Но многим была по душе идея нанять человека, который бился на ринге, совершил побег из Ньюгейтской тюрьмы и не побоялся противостоять самым могущественным политическим силам во всем королевстве. Эти люди полагали, что раз парень способен на такое, он непременно найдет мерзавца, задолжавшего тридцать фунтов, узнает имя злодея, замышляющего похитить ветреную дочь, и отдаст в руки правосудия мошенника, укравшего часы.
