— Вероятно, вы более умны, чем убедительны, — рассмеялась она и развела руками.
— Если уж мы так подозрительны, — сказал я, — позвольте спросить у вас кое-что. Как молодая девушка так овладела искусством преображения? Вы не только гримируетесь и переодеваетесь, вы меняете голос и даже походку.
— Правда. — Она опустила глаза. — Я рассказала вам не все, мистер Уивер. Но поскольку мы зависим от доверия друг друга и, судя по всему, вы не хотите причинить мне вред, я отважусь на большую откровенность. Мой отец был евреем-ремесленником, который…
— Вы еврейка? — чуть не закричал я. Вместо крика вышел приглушенный шепот.
Ее глаза весело сверкнули.
— Вас это так удивляет?
— Да, — глупо ответил я.
— Ну конечно. Наши женщины должны сидеть дома, готовить еду, зажигать свечи и жертвовать своей жизнью, чтобы наши отцы, братья, мужья и сыновья были окружены заботой. По улицам могут ходить только англичанки.
— Я так не думаю.
— Вы уверены?
На самом деле я не был в этом уверен, так что почел за лучшее счесть вопрос риторическим.
— Нас не так уж много на этом острове. Вот я и не ожидал, что прекрасная незнакомка принадлежит к нашему числу.
— Тем не менее, — сказала она, — это так. Позвольте мне продолжить рассказ.
— Конечно.
— Как я сказала, мой отец был ремесленником, а именно искусным камнерезом. Молодым он уехал из города Вильнюса в поисках лучшей жизни. Судьба часто приводила подобных людей в это королевство, так как здесь, безусловно, лучшее место в Европе для евреев. Тут он и встретил мою мать, тоже эмигрантку, бежавшую от нищеты из местечка под названием Казимеж.
— Так вы тедеско? — спросил я.
— Вы предпочитаете так нас называть, — не без горечи сказала она. — Вы нас не любите.
— Уверяю вас, я лишен предрассудков.
— И сколько таких, как я, среди ваших друзей?
Этот вопрос был мне неприятен, и я попросил ее продолжать рассказ.
— Отчасти из-за нетерпимости англичан, отчасти из-за нетерпимости своих же братьев-иудеев заниматься прежним делом тут оказалось нелегко. Но после многих лет упорных трудов он стал зарабатывать достаточно денег, чтобы жить без нужды. Увы, когда мне было семнадцать лет, он погиб в результате несчастного случая. Мне сказали, что такое нередко в его профессии. У матери не было средств к существованию, и никаких родственников в этой стране у нас не было. Мы целиком зависели от милости синагоги, но, в отличие от вашей, она была настолько мала, что не могла обеспечить нас хлебом и кровом над головой. Моя мать, никогда не отличавшаяся сильным характером, не вынесла позора и скончалась через полгода после смерти отца. Я осталась одна на белом свете.