Вспоминались уроки мужества, с которых начинался каждый учебный год. Ветераны теснились за учительским столом. Старики, выглядевшие совсем не героически, монотонно рассказывали о войне и мяли в руках большие клетчатые платки.
Виктору казалось, что все это он уже где-то читал или слышал. Мальчишка скучал. И если бы не ордена да медали на груди пожилых людей, то ветераны окончательно превратились бы для него в тех, кто вечно пытается прорваться к прилавку магазина без очереди, отчаянно ругаясь по дороге.
Потом орденоносцы, словно повинуясь невидимому дирижеру, перескакивали на врагов нынешних. В дребезжащих или сиплых голосах звучала прежняя ненависть, но теперь она была направлена против американцев, китайцев, западных немцев, апартеида в ЮАР и многого другого.
Ненавидеть весь мир, кроме своего, – вот главное, что было в их словах.
Помимо подобных «уроков», проводились политинформации, пионерские линейки, общие собрания, где вместе со всеми несмышленый Егоров возмущался, негодовал, осуждал. И всегда в такие моменты приходила восторженная мысль: «Какое счастье, что я живу здесь, на этой земле! Какое счастье, что я – советский человек!» Трепет и восторг охватывали мальчика. Он преображался в те моменты, когда по телевизору показывали военный парад на Красной площади, который Виктор смотрел не отрываясь.
Но иногда, внезапно, он вдруг представлял, что родился в какой-то другой стране. Поляком, чехом, болгаром и даже кубинцем ему становиться не хотелось – слишком маленькие территории, а других достойных государств, по его мнению, просто-напросто не было. Мысль, что он мог бы оказаться каким-нибудь китайцем, индусом или же америкашкой, в голову мальчика даже не приходила.
По вечерам, когда маленький Егоров, исполняя ежедневную трудовую повинность в семье, выносил мусор к специальному месту у сараев, он останавливался, запрокидывал голову и долго смотрел на звезды, представляя, что где-то на другом краю земли какой-нибудь зарубежный мальчик, которому очень не повезло с Родиной, тоже рассматривает эти переливающиеся точечки и думает про него, советского мальчика.
Иностранец представлялся Виктору итальянцем. Может, оттого, что недавно по телевизору показывали мультик про мальчика в Неаполе. Город маленькому Егорову очень понравился, тем более что располагался на берегу моря. Но он сожалел, что никогда не попадет в Неаполь, потому что там американцы.
Это мальчик знал точно: стену в его комнате укрывала большая политическая карта мира, которую принес со службы папа. Черные хищные силуэты военных кораблей и самолетов прочно сидели на полуострове, похожем на ботфорт Кота в сапогах.