Находясь под впечатлением необыкновенной красоты хозяйки, Рейтар, ожидая ее возвращения, даже фуражку снял, хотя он отвык от этих условностей за время своих скитаний по лесам, и пригладил рукой кудрявые непослушные волосы. Удивленный необычным поведением своего командира, Здисек, правда с большой неохотой, проделал то же самое.
Между тем время шло, а хозяйка не возвращалась. Ждали молча, невольно вслушиваясь в монотоннее тиканье больших настенных часов и назойливое жужжание огромной мухи, бьющейся о стекло лампы. Вдруг скрипнула дверь. Вместо хозяйки вышел портной. Ссутулившийся, с воспаленными, видимо от высокой температуры, глазами, очень худой, на первый взгляд он казался старцем. Однако, присмотревшись внимательнее, можно было заметить в этом больном человеке следы былой силы. Разница между мужем и женой была настолько очевидной, что Рейтар невольно привстал с табуретки. Хозяин, которого душил сухой кашель, извинился, что заставил себя ждать. Не проявляя интереса к тому, с кем имеет дело, мастер снял мерку с Рейтара, провел пальцами по габардину, похвалил материал и назначил примерку через неделю.
Хозяйка так и не появилась. Портной подошел к двери, ведущей в сени, как бы говоря, что все дела на сегодня закончены, и Рейтару ничего не оставалось, как попрощаться и уйти.
С того момента Рейтар думал, что сойдет с ума от нахлынувшей на него страсти. Его неудержимо тянуло к этой женщине. При малейшей возможности он умчался в Лапы. Оставлял коня в роще, привязав его к дереву, и незаметно подкрадывался к дому портного. Вначале он приходил, чтобы узнать, когда будут готовы бриджи. Потом уже не о чем не спрашивал. Приходил, тихонько стучал в окошко, и Ольга впускала его в дом. Он садился всегда на одно и то же место за столом, подпирал подбородок руками и молча наблюдал, как она хлопочет по хозяйству. Ольга почти не разговаривала с ним. В доме кроме больного мужа, ее маленькой дочки, жила еще какая-то старушка. Ольга почти не спала по ночам. Возвращаясь от метавшегося в бреду мужа, который все время звал ее, кормила грудью плачущую двухмесячную дочурку. И когда бледный, едва проступавший рассвет извещал о том, что ночь уже прошла, Рейтар вставал, поправлял ремень, брал в руки фуражку и говорил:
— Ну, мне пора…
Ольга обычно ничего не отвечала, выводила его в сени и стояла у порога до тех пор, пока он не уйдет. Рейтар на прощание целовал ей руку и не оглядываясь быстро скрывался за углом.
В ту ночь все было как обычно. К рассвету в доме все стихло. Уснула старушка, сморил сон и больного мужа, спала, насытившись материнским молоком, крохотная дочурка. В этот раз Рейтар засиделся дольше обычного.