23 июня 1892 года (по старому стилю). Поздний вечер.
Елизавета Афанасьевна Бецкая, еще не старая сорокатрехлетняя помещица Новгородского уезда Новгородской губернии, тяжко задумавшись, сидела у постели своего единственного сына, родной кровиночки, Петеньки.
"И зачем я так настаивала на его приезде! Вот приехал к матери, а теперь уже третьи сутки лежит в беспамятстве, весь горит, бредит. Вчера специально врача привезла из Новгорода. Посмотрел, послушал. Простуда, говорит, сильнейшая! Будто я сама не видела, что простуда. И малиновым вареньем с чаем поила, и горячим молоком, и песок речной горячий в мешочках к пяткам привязывала! Велел поить морсом клюквенным, обтирать уксусом и ждать кризиса. Петенька-то, искупался во Мсте во время поездки на Пегом до разработок глины и песка в деревеньке Луки, что поставляем на нашу фаянсовую фабрику. Ведь июнь, вода-то в реке холодная. Горный инженер! Все ему интересно. Лучше бы со мной посидел".
Тяжко вздохнув, Елизавета Афанасьевна в который раз протерла сына уксусом, укутала в ватное одеяло и всплакнула.
"В прошлом году Ивана Григорьевича, мужа любимого, похоронила. Неужели и Петеньку за ним следом? Что тогда делать, зачем жить. Пошлю-ка я Прохора в часовеньку старинную в Луки, пусть еще свечек поставит за здравие Петеньки. Да побыстрее надо, вроде гроза собирается".
— Варька, позови Прошку!
Стуча сапогами в светелку зашел конюх Прохор, правая рука помещицы после смерти мужа.
— Чего, барыня, надоть-то?
— Прохор, седлай Пегого да поезжай в Луки. Поставь свечки за здравие Петеньки в часовенке. Да поторопись, слышь, гром гремит, гроза собирается. Опять дорога раскиснет, не проедешь. Свечки под иконами в горенке возьми. Семь штук".
— Как велишь, Елизавета Афанасьевна. Все сделаю!
После полуночи гроза разыгралась не на шутку. Дождя не было, но молнии так и сверкали в стороне Лук. Гром почти не смолкал.
Елизавета Афанасьевна, стоя на коленях перед иконой Божьей Матери, молилась за здравие сыночка своего Петеньки, постоянно испуганно вздрагивая от раскатов грома.
Наконец в два часа ночи пошел дождь. Ей почему-то вспомнилось, что в ночь накануне Ивана Купалы совершаются разные чудеса, и Елизавета Афанасьевна с новой силой вознесла свои молитвы Богу.
Под утро, усталая и разбитая, она вернулась в горенку к Петеньке, положила руку ему на лоб, и почувствовала, что жар спал. Сын лежал, откинув одеяло. Рубашка, пододеяльник и простыни были мокрыми. Несколько раз перекрестившись, мать, с помощью Варьки, перестелила постель, сменила рубашку, переложила сына, укутала чистым одеялом, села напротив него в кресло. Еще немного – и ее сморил тревожный утренний сон.
