Заканчивалась пора уборки урожая, а Рейтар все еще не давал банде сигнала к возобновлению действий. В соответствии со своим первоначальным планом он решил выждать до тех пор, пока не только усыпит бдительность Элиашевича, но и даст отоспаться, набраться сил своим людям. Сам тоже отдыхал. В коротких донесениях, которые он время от времени находил в тайниках, не содержалось особых новостей. Его люди спокойно отсиживались в схронах, не было ни одного случая провала. Элиашевич и воинские подразделения тоже как бы притихли. Воспользовавшись затишьем, Рейтар отправился на встречу с ксендзом Патером.
У него было два повода для встречи с ним. Первый — организационного порядка: речь шла о Молоте и братьях Добитко, второй — сугубо личный: Рейтар намеревался договориться с ксендзом, где и как он обвенчает его с Ольгой, так как хотел сдернуть данное ей слово и, самое позднее, осенью сыграть свадьбу. В свою очередь ксендз тоже искал встречи с главарем. Об этом Рейтар узнал через связных Угрюмого.
Опасаясь, что село Побеле могло находиться под пристальным наблюдением органов госбезопасности, Рейтар ждал подходящего момента. Наконец такая возможность представилась.
По случаю поста в Ходышевский костел съехались со всех окрестностей ксендзы, и ксендз. Патер тоже. В Ходышев валили толпы людей. Среди них легко мог затеряться изменивший свой внешний облик Рейтар. Пост начался в пятницу и должен был закончиться в воскресенье.
И вот в пятницу вечером Рейтар, переодетый в форму железнодорожника, в темных, в железной оправе, очках, опустился на колено у исповедальни ксендза Патера. В таком виде его даже вблизи было трудно узнать. Поэтому ничего удивительного, что ксендз, осенив крестом сквозь решетку припавшего на колено железнодорожника, приготовился выслушать его грехи.
— Говори, сын мой, доверь богу, что у тебя на душе.
— Об этом позже. Есть более важные дела. Посмотрите на меня внимательно. Может, узнаете?
— А, это ты.
— Собственной персоной. Мне передали, что вы хотели встретиться со мной.
Ксендз, сидя в своей черной клетушке, с тревогой оглядывался вокруг, но поблизости никого не было.
— Хотел, но теперь это бесполезно. Слишком поздно, сын мой, слишком поздно. В любой момент можно ожидать самого худшего.
— Что слишком поздно? О чем вы говорите?
— О семье Добитко. Я хотел, чтобы ты повлиял на них, охладил своим авторитетом их отроческую запальчивость, предостерег от необдуманных поступков. Но теперь уже поздно.
— Почему поздно? Не можете подробнее объяснить?
— Ты знаешь, что я в основном исполняю свой долг священнослужителя, а остальной мир интересует меня постольку, поскольку он служит богу и его деяниям…