Им отвечали:
— Мы не являемся частью Советской Армии. Мы — самостоятельная армия и сражаемся под своим командованием, под своими национальными знаменами. Мы представляем собой польскую армию. Верно, среди нас есть и русские — это специалисты, инструкторы, командиры новых родов войск. А откуда нам было их брать, особенно офицеров, если Андерс увел всех на Запад? Среди нас много поляков, родившихся и выросших в России. Есть даже внуки польских повстанцев, сосланных когда-то в Сибирь. И только лишь потому, что из-за длительного пребывания на чужбине они коверкают иногда свой родной язык, вы отказываете им в праве называться поляками? А живущие на Западе польские эмигранты — шахтеры из Франции, добровольцы из США или Бразилии? Ведь некоторые из них также забыли свой язык, что же, по-вашему, они не поляки? Соотечественники, вернувшиеся с чужбины на родину, заслуживают почета и уважения, а не упреков.
— Но вы хотите, чтобы в Польше были колхозы! — кричит наиболее смелый из заполнившей накуренное помещение толпы.
Кто-то поддерживает его.
Ему терпеливо объясняют:
— Это происки реакции. Польский крестьянин будет хозяйствовать так, как пожелает. Если он захочет работать сообща, пожалуйста, но мы придерживаемся того, чтобы в этих делах соблюдалась полная добровольность. Самое главное заключается в том, чтобы крестьянин не бедствовал, чтобы он имел собственную землю. Поэтому народная власть не будет церемониться с помещиками, а разделит их имения и раздаст землю тем крестьянам, которые больше всего в ней нуждаются. И мы, народное Войско Польское, поддерживаем такую власть, потому что она стоит за народ, за демократию.
— А как насчет религии? Говорят, что вы хотите закрыть костелы и устроить в них кинотеатры? Все напряженно ждут ответа.
— Кинотеатры, конечно, нужны, и наступит время, когда их в Польше будет достаточно. Но никто не собирается занимать костелы под кинотеатры. Разве кто-то закрыл у вас хоть один костел?
— Да нет. Как будто бы нет!
— В зале сидит ксендз. Можно спросить у него.
— Если он здесь, то нечего и спрашивать.
— Ха-ха-ха!
— В Польше будет сохранена полная свобода вероисповедания и совести!
— А что будет с теми, кто был в АК? Будете их разоружать и ссылать?
— Война еще не закончилась. Мы — солдаты, а нам дорог вклад каждого польского воина в разгром врага, независимо от того, где он до этого сражался с немецкими захватчиками — под Монте-Касино, Тобруком или здесь, в Польше. Мы не имеем никаких претензий к тем бойцам АК, которые признают законную власть народной Польши и как истинные патриоты идут вместе с нами на фронт добивать фрицев в их собственном логове. Мы никого никуда не ссылаем. Но пусть реакционная верхушка знает, что, если она будет подстрекать поляков к нападению на наших освободителей — советских солдат, ее никто за это по головке не погладит. С реакцией мы будем бороться. Мы заявляем вам со всей решимостью, что не имеем и не будем иметь ничего общего с такими господами, как Соснковский, Бур-Коморовский или Андерс! Многие патриоты-аковцы уже служат в нашей армии, и мы надеемся, что их будет все больше. Польша одна, а мы — поляки. Каждый поляк имеет право сражаться за ее свободу, и тот, кто это делает, наш брат!