— Но они ведь тогда не смогли проникнуть в укрепленную комнату, не правда ли? Но при этом изумруды исчезли.
— Возможно, изумруды были проданы до Революции. Возможно, их к тому времени не было в замке уже несколько лет. Я просто строю догадки. Но представьте, кому-то из ваших предков потребовались деньги, и он их продал. Он — или она — мог и не сказать об этом никому. Кто знает?
Она с удивлением посмотрела на меня. Потом торжествующе сказала:
— Вы говорили об этом отцу?
— Я уверена, ему и самому это приходило в голову. Это, пожалуй, самая правдоподобная теория.
— Но они же изображены на портрете дамы, над которым вы работаете. Значит, они тогда должны были быть в семье.
— Возможно, это подделка.
— Мадемуазель, никто из де ла Таллей не наденет на себя поддельных драгоценностей.
Я не могла не улыбнуться в ответ на это. В это время мы подошли к узкой, неровной лестнице.
— Она ведет в подземелье, мадемуазель. Здесь восемьдесят ступенек. Я их посчитала. Можете себе представить. Пожалуйста, держитесь за веревочные перила.
Я стала спускаться следом за ней; лестница сужалась и закручивалась в спираль, поэтому нам приходилось идти друг за другом.
— Вы чувствуете холод, мадемуазель? — в голосе ее слышалось волнение. — О, только представьте, что вас бросили сюда, и вы никогда не сможете выбраться. Сейчас мы находимся ниже уровня рва. Вот где наша семья имела обыкновение держать людей, оскорбивших нас.
Одолев восемьдесят ступеней, мы обнаружили тяжелую дубовую обитую железом дверь; на ней была вырезана следующая надпись, отдающая мрачной иронией:
«Милости просим, дамы и господа,
во владения графа де ла Талля».
— Вы находите это приглашение любезным, мадемуазель? — Она лукаво улыбнулась мне, на мгновение снова став шаловливой.
Я содрогнулась.
Она приблизилась ко мне и прошептала:
— Но теперь все по-другому, мадемуазель. Мы теперь так не развлекаемся. Давайте войдем. Посмотрите, в стенах ниши. Это и есть те самые клетки. А вот и цепи. В них заковывали узников и время от времени приносили им хлеб и воду. Долго они здесь не задерживались. Видите, даже сейчас темно, а когда дверь закрыта, света совсем нет... ни света... ни воздуха. Когда мы придем в следующий раз, нужно принести свечи... или лучше фонарь. Здесь просто нечем дышать. Если бы захватили свечу, я бы показала вам надписи на стенах. Некоторые выцарапывали молитвы святым и Божьей Матери. Другие — проклятья де ла Таллям.
— Находиться здесь — опасно для здоровья, — сказала я, глядя на плесень на скользких стенах. — И как вы сказали, без света здесь мало что можно увидеть.