— Мадемуазель, мне хотелось бы, чтобы вы поняли, какая жестокая вещь произошла с моей маленькой Женевьевой. Я хотела бы, чтобы вы ее простили... чтобы вы помогли ей.
— Помогла ей? Я?
— Да, вы это можете. Если простите ее. Если вы не расскажите ее отцу...
— Она боится его. Я почувствовала это.
Нуну кивнула,
— Он обратил на вас внимание за ужином. Она мне сказала. И на ту хорошенькую молодую гувернантку он тоже обратил внимание — правда, несколько иного рода. Пожалуйста, постарайтесь понять. Это имеет какое-то отношение к смерти ее матери, напоминает ей ту ситуацию. Видите ли, слухи ходят по замку, и она знала, что была другая женщина.
— Она ненавидит своего отца?
— У них странные отношения, мадемуазель. Он такой надменный, недоступный. Иногда кажется, что он просто ее не замечает, как будто она пустое место. В другое время ему, похоже, доставляет удовольствие дразнить ее. Похоже, он не любит ее, разочарован в ней. Если бы он проявил хоть немного нежности...
Она пожала плечами.
— Он странный, жестокий человек, мадемуазель, и со времени этого скандала он все больше становится таким.
— Может быть, он не подозревает, что о нем говорят. Кто осмелится рассказать ему об этих слухах?
— Разумеется, никто. Но он не может не знать. После смерти жены он стал другим. Он далеко не монах, мадемуазель, но кажется, презирает женщин. Иногда я думаю, что он, по-своему, очень несчастен.
Внезапно у меня промелькнула мысль, что обсуждать хозяина дома с его прислугой — несомненно, нарушение всех правил приличия; но меня просто пожирало любопытство, и я бы не смогла остановиться, даже если бы захотела. Это было еще одно открытие, которое я сделала относительно себя. Я упорно отказывалась прислушаться к голосу своей совести.
— Интересно, почему он не женился второй раз, — сказала я. — Я убеждена, что мужчина с таким положением хочет иметь сына.
— Я не думаю, что он снова свяжет себя узами брака, мадемуазель. Именно поэтому он вызвал мсье Филиппа.
— Так это он вызвал Филиппа?
— Это случилось недавно. Осмелюсь предположить, что мсье Филипп женится, и его сын унаследует все.
— Мне это трудно понять.
— Господина графа всегда трудно понять, мадемуазель. Я слышала, что в Париже он ведет веселую жизнь. Здесь же ему весьма одиноко. Он всегда в печальном расположении духа и кажется довольным только тогда, когда плохо кому-то еще.
— Очаровательный человек! — сказала я с насмешкой.
— Ах, жизнь в замке отнюдь не легка. И труднее всего с Женевьевой.
Она положила руку на мою, рука ее была холодной, как лед. В этот момент я поняла, как нежно она любила свою воспитанницу, и как беспокоилась за ее судьбу.