— Хорошо, — ответил он. — Великолепно.
Подтянутый мужчина чуть за сорок, с лицом, изборожденным морщинами, свойственными человеку, всю жизнь проработавшему на свежем воздухе, он был одним из лучших тренеров, которого можно нанять за деньги. Но у Вилли имелась скверная привычка угадывать его мысли, и эти двое часто не ладили друг с другом. По опыту Хэнк знал, что если Вилли сбивается с дружелюбного тона, значит, он готов сделать то, что не понравится Хэнку.
— Хорошо! — оживился Вилли. — Грейс хочет увидеться с тобой.
— Сейчас?
— Чуть позже. Мне надо минутку поговорить с ней. После этого.
— Да, сэр, — сказал Хэнк.
Вилли шел через конюшню к кабинету дочери чувствуя, как Хэнк смотрит ему вслед. Вилли принял решение, и у него не оставалось сомнений на этот счет. Он слишком долго ждал этого шанса, чтобы не ухватиться за него. Конечно, Хэнк огорчится, даже рассердится. Но Вилли считал, что в его возрасте он заслужил право перестать беспокоиться о мнении кого-то еще. И, черт возьми, разве это не его ферма?
Он решительно вошел в кабинет Грейс и остановился перед ее столом.
Грейс перевела на него взгляд от стопки вступительных анкет участников Гран-При, на которых требовалась ее подпись. Она подумала, на что же нацелился отец сегодня утром?
В шестьдесят пять он все еще оставался одним из самых красивых мужчин, каких она когда-либо видела в жизни, — с развевающимися белыми волосами, с тонкими чертами лица, ставшими с возрастом совершенными, и энергией, которой могли бы позавидовать мужчины намного моложе его. «Состарился до совершенства», — любил он говорить о себе.
Она нежно любила отца и уважала приобретенные им с годами знания по выращиванию лошадей. Но он часто действовал под влиянием порыва, предоставляя ей или Эмме Рэй расхлебывать последствия его припадков безумия. Непреклонный блеск в его голубых глазах служил предупреждением, что он собирается подбросить ей очередную провокацию.
— Привет, папочка, — поздоровалась она.
Вилли захлопнул дверь кабинета.
Она подумала: «Да-да, это действительно нечто серьезное…» — и настроилась на плохие известия.
Не было ни «с добрым утром», ни легкой болтовни о Каролине или о погоде. Вилли приступил прямо к делу.
— Имеющего Сердце выставили на продажу на прошлой неделе.
— Да?
— Ну тот, из Калифорнии, конь Джеми Джонсона. Он победил в сентябре на состязаниях по классической езде в Хэмптоне.
— Я знаю эту лошадь. Сколько он просит?
— Сто пятьдесят тысяч.
Почти даром. Она думала, не меньше двухсот тысяч.
— И все? Что с ним?
Вилли покачал головой:
— Ничего. Джонсону приходится продать его из-за развода. Во всяком случае… — он ухмыльнулся, как маленький мальчишка, которого застали сующим руку в банку с вареньем, — я купил его.