— Прячешься за женскими юбками, да, Коутс? — проворчал Джеймс.
— Дай мне банку с мазью — сделаю перевязку, — вздохнула Белла.
На озабоченной физиономии Коутса проступило настолько явное облегчение, что Белла едва сдержала смех.
— Вы ангел в человеческом облике, миссис Синклер, — с чувством заявил слуга и устремился вон из комнаты, на ходу вручив ей лекарство.
— Коутс знает, что тебе будет легче легкого убедить меня остаться в постели, — сказал Джеймс с усмешкой.
Белла сильнее сжала банку.
— Я вижу, вам действительно лучше. Позвольте мне заменить вашего слугу и сделать перевязку.
— Рана совершенно зажила.
— Возможно, но в данный момент я боюсь доктора Гримсби больше, чем вас.
Герцог ухмыльнулся:
— Никто не сможет меня упрекнуть в том, что я отказал даме.
Она поставила банку рядом с кроватью и придвинула стул. Обаяние герцога вернулось вместе со здоровьем, и Белла чувствовала, что теперь оно действует на нее куда сильнее. Больной сцепил руки над головой и откинулся на подушки.
На нем была свободная белая рубашка и бриджи, и Белла мысленно поблагодарила Коутса за то, что предусмотрительно одел хозяина. Теперь, когда он больше не страдал от лихорадки и быстро шел на поправку, она понимала, что не должна оставаться с ним наедине, тем более в спальне. Мечущийся в жару, стоящий на краю могилы герцог — это одно, а здоровый и красивый Джеймс Девлин — совершенно другое.
Однако почему-то она чувствовала нечто сродни разочарованию, понимая, что больше не будет за ним ухаживать.
Белла подняла его рубашку, и у нее участился пульс. За время болезни он сильно исхудал, и теперь у него можно было пересчитать все ребра. Ей много раз приходилось видеть его обнаженный торс во время болезни, но ни разу она не ощутила ничего, кроме искреннего сострадания. Теперь он поправился, и к ней вернулись другие чувства.
— Белла…
При звуке его голоса она вздрогнула.
— Да?
Она заметила напряжение в глазах герцога, но затем он, очевидно, передумал и перевел взгляд на банку с мазью, стоящую возле кровати.
— Ты лучше поскорее заканчивай с этим, — хрипло сказал он.
— Конечно.
Она осторожно сняла бинты. Рана больше не была воспаленной. Остался лишь немного припухший шрам, после того как доктор Гримсби снял швы.
— Видишь? Все зажило, — проворчал пациент.
— Да. Это замечательно. Доктор Гримсби был совершенно прав, вскрыв рану.
— Я смутно помню, как ты прочитала мне письмо, которым вызвала его в Уиндмур. Но когда пришел в себя и увидел, как он навис надо мной с ножом, а потом всадил мне его в бок, то подумал, что это мясник.