— Да, но все равно, почему ты захотела расстаться со мной?
Она закусила губу и отвернулась:
— Ты так похожа на него, те же манеры, та же внешность. В конце концов, я даже была рада, когда ты уехала. Это такая боль! И вот ты вернулась обратно, и я постоянно видела перед собой лицо твоего отца, его походку, обворожительную улыбку. Вот и сэр Джеймс сразу все понял — сходство моментально бросается в глаза. Но это почему-то нисколько не сблизило нас, а, наоборот, возвело непреодолимую стену.
— О мама, в конце концов ты возненавидела его, — прошептала я.
— Да. Так всегда случается, если твою любовь бросают тебе в лицо. От любви до ненависти — один шаг.
— О мамочка, бедняжка! — Я сделала попытку обнять ее, но она лишь коротко поцеловала меня в щеку, а затем чуть не вытолкнула из комнаты.
— Не заставляй прошлое возвращаться и снова терзать меня, Верунчик, — прошептала она. — Я люблю тебя, но не хочу слишком привязываться, боюсь опять потерять, но теперь уже тебя, мою дочь. Мне не вынести такого испытания еще раз. Не хочу, чтобы хоть какое-то живое существо стало мне слишком дорого. После смерти твоего отца для меня померкли все краски и веселье стало мне не по душе, поэтому я кажусь тебе скучной и такой замкнутой.
— Но это же неправильно!
— Но именно так я себя ощущаю.
— Кроме того, почему это ты должна потерять меня?
— Ты симпатичная девушка и такая живая. Выскочишь замуж.
И тут, пылая от стыда, я выдала ей свой секрет, открыла свое измученное сердце:
— Нет. Я влюблена в Лоренса Бракнелла и вряд ли полюблю кого-нибудь еще. А он никогда не женится на мне, так что я останусь старой девой.
Этот детский непосредственный порыв настолько взволновал маму, что она схватила меня за руку, со всей силой сжав ее:
— Забудь Лоренса Бракнелла. Он не для тебя, Верунчик!
— И я так думаю. — Я чувствовала себя самой несчастной на земле. А потом одна мысль пронзила меня. — Мы ведь дальние родственники, так ведь? Его бабушка приходилась сестрой моему деду.
— Да, так что вы троюродные брат с сестрой, это настолько дальнее родство, что не имеет никакого значения. Между вами два поколения. Десятая вода на киселе. Но… — Она остановилась.
Я уставилась на нее, лихорадочно соображая, в чем дело:
— У него роман с сиделкой, Рейчел Форрестер, ты это хотела сказать?
Но мама снова превратилась в ледяную статую. Опять последовали старые предупреждения:
— Не влезай в дела, которые тебя не касаются, а то пожалеешь. Держись подальше и от Лоренса Бракнелла, и от Рейчел Форрестер.
— Но я ей не доверяю. У нее какие-то свои причины, по которым ей была бы выгодна смерть дедушки. Я уверена.