— Слишком театрально.
Он посмотрел на спокойное море.
— Я из себя героя не строю. Но у меня есть здоровье, образование и разум. Меня так просто не возьмешь.
Море не ответило. Он глуповато ухмыльнулся.
— Настоящим удостоверяю свою решимость выжить… Говорю сам себе, ясное дело. — Он окинул взглядом скалу. — Первым делом надо обследовать владения.
Скала из неведомого острова превратилась просто в скалу. В лучах солнца, когда мучительный холод отступил, ее можно было не только увидеть, но и понять. Загадочные впадины представляли собой выветренные концы вертикальных пластов, а стенками служили уцелевшие слои более прочной породы. Когда-то, под действием внезапных судорог земных недр, сдавленный и разогретый слой первобытных отложений прорвался, и его обломок вознесся вверх, вспарывая ил и глину, словно растущий зуб, прорывающий мякоть десны. Менее спрессованные слои постепенно разрушились, превратившись во впадины с зазубренными краями, похожие на истрепанные книжные страницы. Стенки кое-где разрушились, и их куски разбросало по дну впадин. Скалистый склон уступами спускался вниз, расселина за расселиной, с запада на восток.
Стены отвесных утесов подточила вода, их разъели в кружево обширные колонии живых организмов. Вершину скалы устилала затвердевшая белая масса, покрытая зловонной водой, а ниже — там, где синели ракушки разбитых мидий, — поверхность оставалась чистой или была облеплена моллюсками и водорослями. Дальше шла полоса мелководья, за ней торчала скала поменьше, потом еще одна и еще несколько, вытянувшиеся в слегка изогнутую линию, за которой отмель заканчивалась, и море круто поднималось вверх, встречаясь с небом.
Мрачно вглядываясь в гряду скал, он поймал себя на мысли, что видит в них зубы. Вот они, один за другим возникают из челюсти… нет, не так — опускаются, вернее, сглаживаются в бесконечном, медленном движении. Старые зубы, коренные, совсем стертые за ту вечность, в течение которой перемалывали то, чем питаются скалы.
Он в раздражении помотал головой. Дыхание перехватило от внезапной боли в шее.
— Нет, такой долгий процесс не может иметь отношения к…
Слова оборвались, он взглянул в небо, оглянулся через плечо. Повторил:
— Такой долгий процесс…
В звуках, вылетающих изо рта, слышалось что-то странное, и дело было вовсе не в хрипоте от возможной простуды или надрыва голоса.
Он громко пропел:
— Alouette, gentille Alouette…
Потом, зажав нос пальцами и надув щеки, попытался прочистить уши, но ожидаемого щелчка не последовало. Глаза болели и слезились. Он нагнулся, упираясь руками в избитые колени, сильно потряс головой. Не обращая внимания на боль в шее, покрутил ею изо всех сил, в надежде почувствовать воду в ушах.