— Замок был реквизирован во время войны?
— Нет. Боже праведный. Я бы этого не вынесла. Урон, который был нанесен некоторым прекраснейшим домам нации… Нет. — Перси яростно затрясла головой. — Слава богу. Это как руку отрезать. Но мы делали все возможное. Я работала в службе скорой помощи в Фолкстоне; Саффи шила одежду и бинты, связала тысячу шарфов. Еще мы взяли к себе эвакуированного ребенка в самом начале войны.
— Вот как?
Мой голос чуть заметно задрожал. Малышка рядом со мной подскочила.
— По настоянию Юнипер. Маленькую девочку из Лондона. О господи, я забыла, как ее звали. Как глупо с моей стороны… Прошу прощения за запах.
Мое сердце сжалось от сочувствия к той забытой девочке.
— Это грязь, — продолжила Перси. — Пахнет от засыпанного рва. Летом подземные воды поднимаются, просачиваются сквозь подвал и приносят запах гниющей рыбы. Хорошо, что здесь внизу нет ничего ценного. Ничего, кроме архивной комнаты, а она защищена от воды. Стены и пол обшиты медью, дверь свинцовая. Ничто не может проникнуть внутрь или покинуть ее стены.
— Архивная. — По моей шее пробежал озноб. — Прямо как в «Слякотнике».
Особая комната, глубоко в доме дяди, где хранятся семейные документы, где он находит заплесневелый старый дневник, в котором содержится разгадка прошлого Слякотника. Тайная комната в сердце дома.
Перси остановилась, оперлась на трость и уставилась на меня.
— Так вы читали его.
Это был не вопрос, но я все равно ответила:
— Я обожала его в детстве.
Когда слова слетели с губ, в душе шевельнулось давнее разочарование. Я по-прежнему не могла адекватно выразить свое отношение к этой книге.
— Это была моя любимая книга, — добавила я, и фраза с надеждой повисла в воздухе, прежде чем незаметно растаять в тенях облачком пыли.
— Она была очень популярна. — Перси пошла дальше по коридору; несомненно, она много раз это слышала. — И популярна до сих пор. В следующем году исполнится семьдесят пять лет с первого издания.
— Неужели?
— Семьдесят пять лет, — повторила она, потянула дверь на себя и повела меня вверх по очередному лестничному пролету. — А кажется, это было вчера.
— Наверняка публикация вызвала большой переполох.
— Мы были рады видеть папу счастливым.
Мне действительно показалось, что она немного замешкалась, или это я сейчас фантазирую, уже с учетом того, что узнала позже?
Невидимые часы начали усталый перезвон, и я с уколом сожаления поняла: отпущенный мне час истек. Это казалось невозможным; я бы голову отдала на отсечение, что только пришла, но кто способен постичь время? Час между завтраком и выходом в Майлдерхерст тянулся целую вечность, однако шестьдесят коротких минут, которые были мне дарованы внутри замка, пролетели стайкой испуганных птиц.